так везде.
Пойдёт кормить собак,
либо сидит в купальнике на пляже
и, тихо напевая, что-то вяжет,
стоглазый взор не отстаёт никак,
и каждый что захочет, то и скажет:
тут все вольны – и умный, и дурак.
Нахмурится, в себя погружена:
сегодня снова объясняться с мужем,
корить себя, хвалить нехитрый ужин
и сознавать, что в общем-то нужна
лишь сигарета да глоток вина.
Влюблённые в чужих
Кинотеатра зал полупустой,
на мерзлых стенах стынущие тени,
вот гаснет свет, сейчас замрет мгновенье,
спасительной укроет темнотой,
откроет губ запретное тепло
и нежность рук, забытую, как детство.
Влюблённые в чужих, куда им деться?
Где место, чтобы спрятать их могло?
Они не знали, что бывает так,
как будто вдруг захлопнутся все двери,
и, как волной, их выбросит на берег,
где все свои, но каждые встречный – враг.
И всё ж вдвоем пока не вспыхнет свет,
вдвоем,
спасибо «студии Довженко»
за два часа короткого блаженства,
за без труда доставшийся билет,
за этот фильм – ни сердцу, ни уму,
мелькнувший незаметно, как свиданье.
Что этим двум экранные терзанья?
Они домой уйдут по одному.
Салон
На скромной кухоньке стена
резной украшена доскою.
С затейливостью городскою
в доске тоска отражена
по деревенскому покою.
Наивна грубая скамья,
фонарь-коптилка над плитою,
а на хозяйке кружевное,
то ль пончо, то ли что иное,
о чём спросить стесняюсь я.
Компания всегда одна:
хозяйка – бывшая актриса,
сосед – редактор из «Совписа»,
художник – ярый враг вина,
но пьющий водочку «до дна».
Все в возрасте, но без имён,
не избалованы вниманьем,
и, может, это моветон,
но у хозяйки свой резон,
на кухне принимать компанью.
Уверен, и в Париже нет
уютней этого салона,
хоть заменяет винегрет
и водка с огурцом солёным
коктейли, устриц и фуршет.
Я так люблю от суеты
сбежать сюда под воскресенье,
молчать, топить в вине сомненья
и грусть несбывшейся мечты,
и знать, что здесь бываешь ты…
Баллада о пьяной бабе
Толпа,
