ли ты проклятья, сулила ли беды, призывала ли болезни для скота и для детей, чьих-либо? Или для людей?
–Нет, нет, нет. Никогда.
– А приходил ли к тебе во снах человек с лицом чёрным, или о рогах, или о копытах, или о языке длинном.– Спрашивал Брат Иоганн.– Говорил ли тебе добрые слова, трогал груди твои, целовал уста твои, живот и лоно твоё? Сулил злато? Приглашал с ним идти? Обещал ли любовь?
– Нет-нет, никогда такого не было. Никогда.
– Ну, хорошо,– продолжал отец Иоганн,– а слушала ты проповеди лжеправедных отцов, что воздвигали хулу на папу, и на Матерь Церковь, и говорили от лица, сына Сатаны, Лютера?
– Нет, да что вы!– Вдова старалась говорить искренне. Складывала молитвенно руки.– Да разве это не грех? Да и нет у нас в городе еретиков.
– Не плевала ли ты на иконы, не читала ли молитвы на простом, грешном языке, не ругала отцов святых Церкви дурными словами, и не требовала от них покаяния сатанинского и реформации?
– Никогда, никогда.
– Палач, добрый человек, выйди.– Сказал отец Иона.
Вдова, услышав это заплакала. Оглядывалась.
Сыч и с ним два солдата из людей Брюнхвальда, что подвязались помогать палачу за серебро, вышли и низко кланялись Трибуналу.
Сыч был чист, выбрит и горд своей миссией. Кланялся ниже всех.
– Сын мой, встань рядом с этой несчастной. И люди пусть твои встанут.
Сыч исполнил приказ незамедлительно.
– Господи, Господи, – запричитала вдова,– зачем это? Святой отец, зачем вы позвали этих страшных людей?
– Дочь моя,– заговорил отец Иона,– по протоколу мы должны тебя осмотреть, надобно, чтобы ты сняла свою одежду.
– Что, всю одежду?– Не верила вдова. Она оглядела дюжину мужчин, что были в зале.
– Дочь моя, пред Святым Трибуналом ты должна стоять, как и перед Господом нашим будешь стоять, ничем не прикрыта. В том не будет тебе укора, коли ты станешь нага здесь.
– Надобно всё снять?– Всё ещё сомневалась женщина.
– Да,– говорил отец Иоганн с суровым лицом,– иначе палач снимет с тебя платье неласково.
Гертруда Вайс стала медленно раздеваться. Рыдая при этом.
– Женщина, не трать время наше, разоблачайся быстрее, – крикнул отец Иоганн,– палач, помоги ей.
Сыч подошел, стал раздевать её. Кидать её одежду на лавку. Волков услышал, как за ним кто-то пошевелился. Он повернулся и увидел монаха брата Ипполита, тот отвернулся, смотрел в жаровню с углями, чтобы не видеть женского тела. Шептал что-то.
А Сыч раздел женщину догола, стянул чепец с головы и снял с неё обувь, всё это он делал с серьёзным, даже злым лицом.
– Распусти волосы ей,– командовал отец Иоганн.
Сыч повиновался.
Волков глядел на вполне себе хорошее женское тело. Несмотря на возраст, женщина была аппетитна, только вот атмосфера, что царила в зале, никак не располагала к любовному настроению.
Женщина
