авторов. <…> Однако, к сожалению, в литературоведческих, точнее филологических работах о Рудаки внимание уделено преимущественно тем моментам его художественного мастерства, которые лежат на поверхности <…> выражают нормы поэтики его времени. <…> Чтобы хотя бы подойти к решению этого вопроса, следует оценить художественное мастерство Рудаки с идейно-эстетических позиций нашей эпохи» (не отвлекаясь, конечно, от “пафоса расстояния”, лежащего между нами и поэтом)»134. Даже с учетом сделанной исследователем оговорки замечаем, что его отношение к нормативной поэтике остается в известной мере предвзятым. Перевод и скрупулезный анализ теоретических трудов по нормативной поэтике позволил не только преодолеть сложившийся стереотип, но и приблизиться к пониманию природы эстетического переживания и основ авторской оригинальности в рамках канонического типа словесного творчества. Перевод оригинальных трактатов и их комментирование стало особым типом научно-исследовательской работы, о чем свидетельствует большое количество трудов этого плана, созданных в названный период135.
Углубленное изучение теоретической поэтики, ее мировоззренческих оснований привело к формированию более сбалансированного взгляда на историю литератур Востока в целом, на их роль и место в мировом литературном развитии. В свою очередь, успехи востоковедного литературоведения способствовали оживлению интереса к сравнительно-типологическим штудиям с привлечением широкого сопоставительного материала. Среди замечательных работ такого типа следует назвать книгу Е. М. Мелетинского «Средневековый роман», посвященную проблемам генезиса и становления классических форм средневекового романа на Западе и Востоке. Выделение общих признаков средневекового романа во всем многообразии его специфических национальных обличий – от западного куртуазного романа до персидского романического эпоса и японского моногатари – говорит само за себя. Характеризуя роман как особую форму повествования, Е. М. Мелетинский писал: «Роман <…> в отличие от героического эпоса ориентирован на изображение самодовлеющей личности, уже не столь органически связанной с этническим коллективом (и оппозицией “свой/чужой”), личности в какой-то мере эмансипированной. Главный интерес романа состоит в личной судьбе (испытаниях и приключениях) героя и в изображении его внутренних переживаний, его “частной жизни”, более или менее выделенной из общественного “эпического фона”»136.
Появление исследования, построенного как комплексная историко-типологическая характеристика одного из наиболее характерных жанров средневековой литературы, представленного на материале разных литературных традиций, обнаружило возможность восприятия художественных открытий классического романа как универсальных достижений мировой литературы в Средние века.
Любой литературовед
См., например:
