Европа», «Евросоюз», «зона евро» и т. п., началось с актуализации идей графа Ричарда Куденхов-Калерги (отец – австриец, мать – японка, среди предков – греки) в 1923 г. Отсюда бинарная оппозиционность Востока и Запада на разных уровнях: философском (мистицизм – рационализм), экономическом (аграрное – индустриальное), социальном (коллективизм – индивидуализм), поведенческом (пассивность – активность) и т. д. Иными словами, в Европе шло активное конструирование образа «иного», что трансформировало равноправную оппозицию «Запад – Восток» в подчинительную «Запад – неЗапад». В этой связи интересна точка зрения А. Д. Воскресенского, предлагающего признать наличие западного и незападного типов общества, где восточный подтип является особой частью незападного113.
Соответственно Восток – это все, что не Запад114. Причем, субъектностью наделяется только Запад, объектность же остается за неЗападом, т. е. Востоком. Обратим внимание, что в русском языке изменение ударения в слове «востоковЕдение» на «востоковедЕние» превращает науку, изучающую Восток, в науку по управлению Востоком. Таким образом, предметом востоковедения изначально стал неЗапад, некий расплывчатый и изменчивый культурно-исторический ареал, который исторически охватывал страны Азии и Африки и ряд регионов Европейского континента. Примечательно, что и Россия (Московия и Тартария), и «дикие и кровавые» Балканы, и вообще вся так нназываемая Восточная Европа долгое время считались если и не однозначным Востоком, то уж точно безусловным неЗападом.
Говорить о каком-либо особом методе востоковедения вряд ли приходится, тем более что интеграционный или интегрирующий характер востоковедения достаточно очевиден115, как очевидна и специализированная дробность современного востоковедного знания. Первоначально в основе этой дробности лежала естественная языковая специализация ученых (арабисты, индологи, иранисты, китаисты, японисты и т. д.), которая была оправданна исторически и логически (освоение массивов эмпирического материала, культурная дифференциация народов, становление и развитие письменной традиции и т. д.). Другой составляющей этого процесса дробления была страноведческая или регионоведческая углубленность исследований. На сегодняшний день специализированная дробность только усиливается (языковеды, литературоведы, историки, экономисты, правоведы, политологи, религиоведы и т. д.). Возникает парадоксальная, но типичная ситуация, когда специалист по исламской экономике и исследователь доисламской арабской поэзии оба являются арабистами, а знатоков разнообразных языков Индии, даже если они относятся к разным языковым семьям, равно называют индологами и лингвистами. При этом все они востоковеды, что, пусть и косвенно, подтверждает междисциплинарный и интегрирующий характер востоковедного знания. Добавим, что интегральность (междисциплинарность или наддисциплинарность) следует понимать в данном случае не как содружество автономных дисциплин, а как именно
См.: Э. В. Саид и на ином материале Л. Вульф (
Вопрос о том, что же такое востоковедение – комплексная наука или комплекс наук, – по-прежнему остается дискуссионным. См. содержательную полемику Е. И. Зеленева и В. Б. Касевича (Введение в востоковедение. Общий курс / Под ред. Е. И. Зеленева, В. Б. Касевича. СПб., 2011).
