на него, выцарапает глаза, вцепится в глотку. Он попытался закрыться папкой, но пальцы рук не слушались. И тут с лицом Арины Афанасьевны произошла удивительная метаморфоза. Оно моментально порозовело и приобрело миловидный, почти невинный образ этакой деревенской простушки. Широко раскрытые глаза по-доброму взглянули в лицо Ивана Ивановича, как бы спрашивая его: «Что же вы, дорогой мой? Зачем так обижать доверившуюся вам женщину?» Секунду Арина Афанасьевна смотрела на опешившего и сжавшегося за столом Ивана Ивановича, потом усмехнулась и, повернувшись, направилась к выходу.
«Привидится же такое, – тяжело вздохнул Иван Иванович и помотал головой. – Что же это она, в самом деле? Просто ведьма. На костёр таких, на костёр».
Повторяя это: «На костёр, только на костёр», он поднялся и тут же опустился обратно на стул. Ноги его тряслись, да и сердце стучало так, как будто собиралось вырваться из груди.
«Спокойно! – сказал сам себе Иван Иванович. – Ты же офицер! Ну-ка, быстро взял себя в руки!» Он глубоко вздохнул несколько раз и поднялся. На этот раз ноги слушались, сердце вошло в привычный ритм, дыхание наладилось.
– Повоюем ещё, – прошептал Иван Иванович. Он сгрёб со стола папку и направился к выходу. В комнате уже никого не оставалось, и Иван Иванович, стоя в дверях, обернулся на резкий и противный скрип у окна. Как будто кто-то водил железом по стеклу.
Дождь по-прежнему лил, не переставая. Деревянные рамы не справлялись с потоками обрушившихся на них воды. И на подоконнике, и под окном на полу образовалась приличная лужа. А возле окна стояла Арина Афанасьевна и скребла ногтями пальцев рук по стеклу пытаясь дотянуться до горла Ивана Ивановича. Глаза её горели тёмно-красными углями, а из открытого рта вырывалось змеиное шипение. Волосы были мокрыми и налипли длинными чёрными космами на лоб, лицо и плечи. Да и вся одежда на ней промокла, хоть выжимай.
Иван Иванович не сразу понял, что Арина Афанасьевна находится по ту сторону окна. В его голове раздалась барабанная дробь, кто-то ударил в литавры и заорал дурным голосом: «Через прорезь прицела!» Рука Ивана Ивановича машинально, повинуясь приказу, потянулась к поясу, к тому месту, где обычно висит кобура у офицеров. Но вместо кобуры, Иван Иванович нащупал в кармане пиджака портсигар, подаренный ему на сорока пятилетие сослуживцами. Зажав его в кулаке, он выдернул его из кармана, на манер кавалерийской шашки, подняв над головой.
– Н-н-а-а! – хрипло крикнул Иван Иванович, и широко размахнувшись, кинул портсигар, как гранату, в окно, целя в Арину Афанасьевну.
Раздался звон разбитого стекла. В голове Ивана Ивановича прогремел орудийный залп сменившейся грохотом близких разрывов, подобных тому, что контузили его на учениях. Ударной волной Ивана Ивановича бросило на дверь, которая под его телом распахнулась, и он оказался в коридоре.
Ярко светило солнце в вымытые ливнем окна. Иван Иванович зажмурился в его лучах, и быстро, чуть ли не бегом, бросился прочь от кабинета.
На следующий день Иван Иванович
