лице деда отражалось глубокое непонимание.
– Я Геля, – пояснила я.
– Что такое «геля»? – соизволил выговорить Хохланд. Он положил ключ в карман и двинулся по коридору к лестнице. Начиная злиться на этот старческий выпендреж, я побрела за ним.
– Геля из художественного училища. Антонина Николаевна сказала подъехать к вам сегодня после лекций.
В тусклых глазах Хохланда наконец возник проблеск осознания.
– Ах, Тонечка? Так это, значит, она насчет вас мне звонила?
На слове «вас» старый пень сделал ударение, всем своим видом давая понять, что удивлен и шокирован.
– Да. – Я чуть не добавила «к сожалению».
– Извините, сударыня, сразу не сообразил. Как вас, говорите, зовут?
– Геля, – вздыхая, повторила я.
– Это, простите, не имя.
– А что, по-вашему? Кличка? Хохланд остановился:
– Давайте уж представьтесь как следует. Так или иначе придется запоминать ваше имя. Так как вас зовут?
Да, похоже, мне предстоит нелегкий месяц. Что же ему надо, этому замшелому козлу?
– Ангелина.
– Это уже лучше. А по отчеству?
– Ангелина – достаточно.
– Ну ладно, – смилостивился Хохланд. – Мое имя вы, конечно, знаете…
– Конечно, конечно, – поддакнула я. – А куда это мы идем?
Хохланд спускался по лестнице, направляясь прямо к выходу.
– Разве мы не в академии будем заниматься?
– Частная репетиторская деятельность на территории академии запрещена, – отчеканил дед. – Заниматься мы с вами будем у меня дома, и впредь извольте приезжать прямо туда.
9
В гостях у Хохланда
Хохланд жил в облезлом старинном доме с башенками и эркерами на Среднем проспекте Васильевского острова. Всякий раз, когда меня заносило в центр и я проезжала или проходила мимо таких вот древних домов, мне было интересно, как они выглядят изнутри? Казалось, что внутренности такого дома дадут фасаду сто очков вперед, особенно если там коммуналка. Это слово было для меня окутано романтическим ореолом. Сама я в коммуналке побывала один раз в глубоком детстве, в гостях у какой-то старенькой дальней родственницы, и запомнился только бесконечный неосвещенный коридор – идешь, идешь, вокруг характерный подвальный запах вековечной пыли и гниющей воды, а коридор все не кончается, а потом вдруг упирается во входную дверь, запертую на огромный железный крюк, и я с ужасом понимаю, что эту дверь вижу в первый раз. То, что в квартиру могут вести две входные двери – для парадного и черного хода, – не укладывалось у меня в голове.
В квартиру Хохланда вела парадная лестница. Вернее, она была парадной лет, наверно, сто назад. На первом этаже не горела лампочка, из подвала несло кошачьей мочой; стены с осыпающейся вокзально-зеленой краской были исчирканы росписями. Кое-где на литых перилах еще
