же коня назад, драгоценный мой…Как во сне, принцесса пропела последний куплет. И голубая зарница осенила небеса. Неистовый, до мельчайшего вихря знакомый ураган взвыл в вышине – так далеко, что и не расслышать, но Изольда почуяла его каждой чернильной веточкой.
«Не может быть!»
Гребешок выпал из ослабевших пальцев, обиженно звякнув о доски. Принцесса вынырнула из топких размышлений, как рыба из глубины.
– Пора мне научиться не спать наяву, а то мерещится всякое… – С деланым спокойствием она поднялась, оперлась локтями о подоконник.
Кругом было тихо: в синеве зажигались звезды, лес привычно шептался, будто живой. Тонкой невидимой струйкой из кухни поднимался чудесный аромат не то пирога, не то сладкой запеканки.
– Пора. – Намереваясь закрыть ставни, девушка высунулась из окна, и тут на щеку ей опустилась одинокая острая снежинка.
Тоньше паучьей нити, она мгновенно растаяла, но это не имело значения. Подобрав юбки, именинница стремглав сбежала по лестнице и выскочила на крыльцо.
– А вот и ты… – едва успела пробормотать изумленная Лива.
Вместе с Зефиром она расставила на столе блюда и кувшины, зажгла свечи. Но, кажется, виновница торжества не оценила стараний. Стрелой девушка вылетела во двор, погасив на бегу с десяток хрупких огоньков.
– Что с ней? – недоуменно пожал плечами Западный ветер.
Навострив уши, Таальвен Валишер мрачно поднялся из своего угла и потрусил за Изольдой.
А она между тем уговаривала себя, спускаясь с травянистого холма:
– Просто прогуляюсь перед застольем – проверю окрестности, чтобы спалось спокойнее.
И непрошеная надежда бутоном зрела в груди.
Особый хрустальный перезвон, доносящийся издалека, принцесса узнала бы из сотни ветряных порывов. По ершистым дуновениям, заставляющим все живое коченеть до весны, ее плечи тосковали, словно по доброму другу.
– Не в первый раз я грежу с открытыми глазами, – твердила терновая колдунья, карабкаясь на крутой пригорок. – Может статься, и теперь чудится…
А земля вокруг тем временем покрывалась морозной глазурью. Крошась под подошвами туфелек, цветочные стебли жалобно хрустели. Дыхание превращалось в белые облака.
Шаг, еще один – и запыхавшаяся, бледная от напряжения принцесса ступила на затерянную среди зарослей поляну. Сердце ее наконец перестало вырываться из реберной клетки. Радостно ёкнув, оно вдруг утихло, а сама Изольда застыла статуей.
Напротив, в вершке от выбеленной инеем земли, парил Хёльмвинд. Длинные рукава его наряда мерно колыхались, волосы серебрились в ночной темноте.
Точеное лицо не изменилось, будто равнодушная маска – единственное, что оно умело выражать. Но Изольду было не обмануть огнем ледяного взгляда, она отлично знала, как неукротим гнев верховного, как всепоглощающе его отчаяние.
– Хёльм. – На губах мелькнула смущенная улыбка. Ноги сами понесли вперед.
– Здравствуй, Изольда
