родитель, собирающий дочурку в школу. Со стороны это могло бы так и выглядеть, если бы не повсеместный бардак и повязки у нас на лицах.
В её характере было что-то… Кокетливое. Мне казалось, что порой она прижималась ко мне излишне, нежели это должна делать тринадцатилетняя девочка по отношению к старшему покровителю, от которого зависит её жизнь. Может в этом и нет ничего странного, в конце концов в тринадцать лет у девочек уже пробуждается природа, и она вполне могла действовать в соответствии с природным алгоритмом, не осознавая этого. Не знаю. Что было потом, было потом.
Осмотревшись, я почувствовал не облегчение от того, что кропотливая работа по сбору, стоившая содранной в кровь кожи вокруг ногтей, закончена, а страх и неуверенность. Теперь начиналось страшное. Мы прощались с жизнью в четырёх стенах. Там, за окнами ждёт что-то другое. Неизвестное. То, от чего придётся прятаться не известно где, добывать еду не известно как, спать на чём попало. Пока это были только призраки предстоящего, я не знал каково это всё на самом деле, потому что по-настоящему мы чувствуем лишь то, что ранит, цепляет за живое. Ты читаешь это как историю, ты не испытывал реального страха смерти. А если бы испытал, то не стал бы это читать, потому что никакие слова не опишут состояния дикости, отсутствия информации, враждебности окружающей среды за городскими домами. Мы ушли от этого тысячи лет назад, переехав в большие города, а теперь мы снова к этому вернулись.
Вот и я тогда не знал, и мне не хотелось уходить, покидая пахнущий разложением призрак комфорта.
Дорога к лагерю
Перед дверью мы переглянулись. Это был взгляд двух человек, прикованных к одному камню, который должен вот-вот сорваться на дно. Следующий за сбором час мы с Жанной потратили на обсуждение плана действий. План был прост: мы выходим на крышу, осматриваем пространство вокруг, выбираем наиболее безопасный маршрут до ближайшей открытой машины, добираемся до неё, заводим и жмём на педаль газа до самого лагеря. Всё казалось просто.
Отчего-то чувствовался подвох. Распространение заразы было очень быстрым, но почему никто не пользовался машинами? Это было сложно понять, но не заметить было ещё сложнее. Ни я, ни Жанна не заговаривали об этом, как бы оставив это за скобками. Обоим не хотелось нарушать стройность выбранного плана. Может, тебе интересно почему люди порой ведут себя подобным образом? Трусость.
В плане побега из собственной квартиры я также пытался учитывать нашу физическую слабость. Не знаю, на сколько хватит сил у одного не очень спортивного, почти тридцатилетнего человека и тринадцатилетнего подростка, надышавшихся трупным ядом. Сколько в таком состоянии можно пробежать, прежде, чем лишишься сознания и станешь пищей для плотоядных трупов? Даже в последний момент перед выходом из нашего убежища пришлось дать себе короткий отдых, потому что сбор и размышление над планом утомили нас.
– Ну… Готова?
– Готова, – ответила Жанна.
Откуда у неё взялся этот уверенный тон?
Я
