мать. Она сидела скромно, сгорбив спину и, даже не притронувшись к угощениям, всё расспрашивала Бориса о Воронеже с неподдельным интересом.
Я скучал, и скуке моей не было видать конца, пока не отворилась тихо дверь. В дом прошла девушка, за которой мне ранее удалось немножко понаблюдать. Она остановилась возле арки, соединявшей гостиную с кухней, и с задумчивым выражением лица принялась осматривать Анастасию. На меня ей не захотелось обращать никакого внимания, точно я был обыкновенною застывшею деталью, частью это мелкой, светлой, почти не заставленной никакою древнею мебелью кухни, которую щедро озаряли лучи солнца, и в какой так остро и приятно ощущался запах ванильного порошка, свежей зелени и тёплого благодатного лета.
Борис отставил большую круглую тарелку с булочками. Он повернул голову в сторону дочери.
– Юля, иди сюда скорее! Что стоишь там, словно пустое место?
Она опустила глаза и подошла к столу.
Юленька присела рядом, положила на колени книгу и белые пухлые руки. Она поджимала тонкие губы и перебирала в умной голове своей темы, с помощью которых появилась бы возможность прервать гнетущую тишину. Из книги её торчала овальная закладка – зелёная потёртая фишка от яркой мозаики, должно быть, ранее часто используемая в детских играх.
Борис бросил на меня рассеянный взгляд. Он, наверное, ожидал, что я первым затею разговор с Юленькой.
– Так это ты был в окошке? Следил?
– Не подумай ни о чём, не подумай. Это простой интерес.
– Вот оно как.
– В этом доме давно никто не жил. Мне было в новинку рассматривать новую молоденькую соседку, – произнёс я по-доброму и приблизился к чуть подостывшему чаю с куском коричневого сахару.
– Почему не жил? – спросила Юленька.
Вдруг я содрогнулся от нахлынувших воспоминаний и глянул на Юленьку с такой несвойственною мне отчуждённостью, что она сразу напряглась и подумала, верно, что задала весьма щекотливый вопрос. При этом её отец, глаза которого смотрели на меня из-под густых чёрных бровей, не понял, что в нём быть может настолько туманного и щекотливого, а потому продолжил сидеть в звонком ожидании. Не обмыв руки, он долго сминал жирными пальцами газету.
Бывшие жильцы дома являлись добрыми людьми, и я часто гостил у них после учёбы. О, эти бодрые и свежие дни до сих пор спешат дать мне поводы для улыбок и грустных размышлений, поделиться с которыми, увы, я не смогу, даже если хотение быть услышанным окажется сильнее. Среди соседей меня особенно привлекала и радовала маленькая кареглазая девочка, у которой в карманах джинсового комбинезона всегда лежали разноцветные карамельки и мармеладки, посыпанные сахаром, и какая с необычайною лёгкостью разбивала колени, когда неудачно падала с велосипеда. Мы с ней уделяли друг другу достаточно внимания и тесно дружили. Редко, но происходило и такое, когда я наивно считал её своей будущею женой, которая, достигнув взрослости
