сердца, измученного молчанием, тоски, требовал выхода. Он жаждал жалости, понимания, отзыва, ему думалось, что эта женщина, хлебнувшая горя, должна понять его. Это был чистый и зудящий позыв. Надежда ему нравилась, нравилось её жилище, порядок и запахи, но он сейчас не думал о каком-то продолжении этой неожиданной встречи, он понимал, что Надежда не имеет ничего общего с теми весёлыми женщинами, которых он видит часто на улице, многие из которых смело отвечают многозначительными улыбками на липкие взгляды мужчин и он заговорил быстро и горячо. Надежда вскинулась, жадно вглядываясь в его большие чёрные глаза.
– У меня было две женщины, – начал он, – моя Солмаз и моя Юлдуз. Они меня любили. Их я любил…
Он сбился, покраснел и не в силах остановиться, будто боясь, что ему не дадут этого сделать, на одном дыхании поведал Надежде историю своей жизни. Когда рассказ был окончен, на лбу у него выступили бисеринки пота. Подрагивающей рукой он поднял чашку, выпил остывший чай до дна, и заключил: то ли вопросительно, то ли саркастически:
– Нормально, да…
Надежда смотрела на него застывшим пристальным взглядом, на её щеках вспыхнул румянец, она тряхнула головой, будто стряхивала наваждение и тихо произнесла:
– Ширали, Ширали, Ширали, сколько ж в этом мире сейчас измученных и изломанных жизнью мужчин и женщин! Сколько их одиноких и бесприютных! Но вы не несчастны! У вас было то, чего не было у миллионов людей: радость и счастье, что вы любили, и были любимы. Как же мало людей, которые познали это блаженство! Знаете, к какой формуле пришла я совсем недавно, думая о потере любимого мужчины? Я сказала, глядя на портрет мужа: «Слава Богу, что ты у меня был!» Вы хороший, честный человек, благородный, жалостливый, любящий, не сделавший никому зла. Я рада, что познакомилась с вами. Хорошо иметь друга говорили вы. Правда, без друга худо жить.
Ширали сидел, опустив голову, когда он поднял её, в глазах стояли слёзы.
– Ну, ну. Нормально, нормально, – улыбнулась ему Надежда. – Давайте я вам горячего чаю подналью. И торт, пожалуйста, попробуйте.
Они пили чай молча. Допив чай, Ширали глянул на настенные часы, шёл четвёртый час. Он встал, отводя глаза в сторону, сказал:
– Спасибо сорок раз. Вам отдыхать нужно.
Надежда промолчала. Тушуясь, он вышел в прихожую и стал одеваться. Надежда вышла его провожать. Они стояли друг против друга.
– Звоните мне, великий лев… и друг, – она протянула Ширали руку, и он нежно взял её руку в свою, будто боялся повредить и неожиданно, упав на колени, не отпуская её руки, осыпал эту руку поцелуями. Ошеломлённая Надежда, не отдёрнула руку, она молчала, глядя на него повлажневшими, расширившимися глазами, а он порывисто проговорил:
– У меня два счастья было в жизни. У вас говорят: Бог три любит. Надья, Надья, Надья, азизим Надья, сердце у меня говорит: ты – моё третье счастье. Не одна пыль на тебя не упадёт со мной, знаешь? Я буду, как великий лев! Я знаю, Аллах меня к тебе привёл, а ваш бог не спорил
