свинтить?
– Так точно! Давай быстрее!
– Всё сделал, вот снаряд!
– На будущее: надо отвечать «Готово!»
– Родион, смотри теперь ты! Вот так, аккуратно патрон подаём в камору и закрываем затвор! – тут с лязгом рама упёрлась в казённик. – А теперь все в сторону от орудия! – Саша потянул спусковой шнур, и с щелчком курок встал на боевой взвод.
Красноармеец Полухин старался всё делать так, как изготавливал учебную пушку к бою сержант-инструктор с помощниками в тренировочном лагере. Там-то было очень гладко, а у бывшего студента всё выходило на отметку «не очень». Тем не менее, все нужные операции были успешно сделаны, пусть и не так быстро. Вручив конец шнура Родиону, Саша сказал:
– По моей команде «Орудие!»… нет, «Огонь!»… нет, всё же «Орудие!» ты его дёрнешь, после чего пушка тут же и выстрелит!
– Понял!
Заминка была связана с почти нулевой выучкой Саши в роли командира орудия. По всем правилам и уставам солдат на этой должности сначала отдаёт команды, связанные с установками для стрельбы, а потом громко произносит: «Огонь!» Остальные номера расчёта начинают готовить систему к выстрелу, когда все эти действия закончены, рапортуются «Готово!» – и командир служебным словом «Орудие!» разрешает спуск его ударного приспособления. Но всё это действует, когда расчёт «играет в полном составе», а когда командир орудия и наводчик совмещены в одной персоне, то кому и как отдавать распоряжения?
Помимо такого рода сомнений, Сашу охватил ещё и дикий мандраж. Его первая стрельба была сразу боевой, причём такой, от которой зависела его, да и не только его, жизнь. Бинокль дрожал в его руках, поэтому пришлось лечь рядом с пушкой, чтобы упереть локти в землю и прекратить этот тремор. В поле зрения был чётко виден бугорок с амбразурой и гитлеровец, по-прежнему бродивший рядом с берегом речушки. Собрав всю свою волю в кулак, бывший студент громко произнёс: «Орудие!»
Громыхнул выстрел, и спустя секунду на покатой крыше укрепления, правее и выше амбразуры, взметнулся взрывной султан. Оно было построено врагом добротно, и какие-то семьсот граммов тротила, да ещё и без заглубления, ему значительного вреда не нанесли. Однако взрывная волна сбила выходившую из него антенну, а один из осколков попал прямо в бок гулявшему рядом немцу. Тот упал и заорал от боли во всю глотку, но Саше его благой мат был попросту не слышен. Красноармеец метнулся к панораме, изменил установку прицела на «семь», скорректировал угол возвышения ствола и приказал Родиону открыть затвор, попутно заметив, что орудие установили хорошо: его лафет даже не сдвинулся с места. А это значило, что можно стрелять дальше, не опасаясь того, что окуляр панорамы въедет тебе прямо в глаз.
Родион выполнил распоряжение: стреляная гильза со звоном вылетела из казённика. Илья тоже не сплоховал, быстро достав из лотка следующий патрон и свинтив колпачок у взрывателя. Пушку перезарядили,
