потерной, полетели пыль, щепки и земля. Спустя пару секунд крыша сооружения ощутимо осела вниз. Саша понял, что попал прямо вовнутрь него через амбразуру, и скомандовал прекратить огонь.
Затем все трое осмотрели укрепление в бинокль, дававший более крупное увеличение, чем панорама. Не было видно ни малейшего признака жизни, только из амбразуры и потерны струились дымки, скорее всего, что-то горело или тлело внутри сооружения. Поскольку было неизвестно, сумел ли противник сообщить об обстреле, Саша решил немедленно выдвинуться вперёд и как можно скорее перейти речушку вброд, пока немцы не прислали кого-нибудь выяснить судьбу своего поста. Поэтому он решил не банить сейчас ствол пушки после стрельбы, хотя после остывания порохового нагара это делать гораздо труднее. Но в сложившейся ситуации надо было без промедления начинать подготовку к движению. Родион отправился за лошадьми, а остальные занялись переводом пушки в походное положение. Натренированный расчёт справляется с такими делами применительно к полковушке за пару минут, но в нём семь человек, а не три, один из которых совмещает функции ездового и замкового. Поэтому пока привели и впрягли лошадей, пока загрузили всё имущество и инвентарь, даже стреляные гильзы, прошло целых двадцать минут. Этого было более чем достаточно, чтобы из ближайшего населённого пункта прибыло подкрепление. Но, на счастье бойцов, у немцев в штабе, куда гарнизон сооружения сообщал об обстановке, в это время велись активные и очень важные переговоры с наступающими передовыми подразделениями, в результате чего отсутствие своевременного рапорта от удалённого и маловажного поста прошло незамеченным.
Чем ближе упряжка приближалась к броду, тем отчётливее до красноармейцев доносились истошные вопли лежащего на земле гитлеровца: «А-а-а!!! Hilfe-e-e-eü!» Вода в самом глубоком месте подступала к животам лошадей и коробу передка, но расчёт успешно перебрался через речушку, даже не замочив сапог. Увидев пушку, немец заорал ещё сильней. Сделав знак остановиться, Саша соскочил с передка. Раненый был без оружия, поэтому бывший студент подошёл к нему вплотную. Даже беглый взгляд показал, что дела солдата вермахта очень плохи. Его бок был разворочен осколком, попавшим аккурат в тазобедренный сустав и слегка задевший органы нижнего подбрюшья. Вспоминая зверства оккупантов на месте разгрома своего полка, красноармеец Полухин решил не щадить их нисколечки, и особь у его ног не была исключением. Вопрос был только в том, стоила жизнь этого гитлеровца хотя бы одного патрона или нет?
Ответ на него был отрицательным: Саша закинул ППД за спину и сказал гитлеровцу: «Du bist gekommen, um uns zu töten. Und jetzt stirbst du, vie ein Hund!» Истошное «Ne-e-e-ein!» было прервано мощным ударом сапога в голову лежащего. Шейные позвонки были сразу же сломаны, захватчик умер мгновенно. Сплюнув от переполнявшей его ненависти, красноармеец Полухин вынул документы из его мундира: новопреставленный оказался простым стрелком из Мюнхена, не дослужившимся даже до звания обершютце.
