еры белой салфеткой; за столиком у окна молодая женщина в сапогах с высокими голенищами и длинном, до колен, свитере грубой вязки почти шёпотом, но горячо что-то доказывала мужчине в костюмной паре с редкими кучерявыми волосёнками вокруг лысины на голове. Мужчина с иронией смотрел на неё и отпивал кофе из чашки. Его неспешные движения ещё сильнее распаляли собеседницу, и она шептала громче и ожесточённее.
Максим Курбатов секунду наблюдал за парой. «В мире нет человека, довольного своей жизнью, – подумал он. – Постоянно кто-то или что-то доставляет хлопоты. Всем и всегда».
– Макс, я хочу, чтобы эта флешка осталась у тебя, – объявил ему Гомельский.
Курбатов перевёл взгляд на друга. Полчаса назад Максим развернул внедорожник на полпути за город и приехал в кафе, сбитый с толку взволнованным голосом и настойчивостью, с какой его старый приятель говорил в трубку телефона.
Они знали друг друга со школьной скамьи. Павел редко выплёскивал эмоции. Лишь однажды на памяти Максима он заметно нервничал, когда сообщил Курбатову, что сделал предложение женщине, но вместо ожидаемого «да» услышал неожиданное «я подумаю». Пока Вика, будущая жена Павла, «думала», Гомельский изводил себя и приятеля горькими сомнениями:
– Вдруг откажет?!
– Предложишь другой. В «девках» не останешься. Женщины любят таких, как ты, – богатых и успешных, – отвечал Курбатов.
– Она не знает, что я бизнесмен. Думает, я клерк из страховой компании.
– Тогда тебе следует срочно взлететь вверх по карьерной лестнице или предъявить ей более веский аргумент.
– Все аргументы давно предъявлены. И тот, что в брюках, – тоже…
– Ну тогда я не знаю, чего им ещё надо! – картинно развёл руками Курбатов.
Через неделю Павла осчастливили согласием…
– Причина? – вернулся к настоящему разговору Курбатов.
– Здесь кое-какая информация.
– Надеюсь, не секретные чертежи или номера счетов продажных врагов отечества?
– Мне не до шуток, Макс. Кто-то пытался взломать мой комп. Открыть сейф. Непостижимо как и кто.
Курбатов знал, что в огромной квартире Гомельского на Тверской установлены камеры наблюдения. Даже таракан не мог проползти по плинтусу незамеченным.
– Запись с камер стёрта. Кто-то проник в квартиру, возился с компьютером в моём кабинете, а запись стёрта.
– Сантехники, электрики, газовщики…
– Исключено. Никого не приглашали, никто не являлся по собственному почину: ни доктора, ни полицейские, ни инопланетяне с тарелками, ни черти с рогами. Никого!
– Домработница или няня?
– Проверяли. Чисто.
– Мистика какая-то.
Гомельский раздражённо мотнул головой и уставился в одну точку на столе, крутя чёрную флешку в руках. Пальцы его едва заметно дрожали. Курбатов с сожалением посмотрел на друга. За месяц тот сильно сдал. Из цветущего и уверенного в себе мужчины он превратился в сморщенного подозрительного субъекта с затравленным взглядом.
– В квартире происходит непонятное, – снова заговорил Гомельский, по-прежнему глядя в точку на столе. – Я подрядил своих ребят-программистов. Они проверили. Дистанционно никто в компьютер не ломился. Но кто-то сидел за моим столом.
Казалось, Гомельский хочет и не может решиться сказать о главном.
– Ты помнишь, как мы с Викой хотели ребёнка?! – решительно заговорил он. – Годы хождений по врачам. Клиники, лечение. Всё впустую. Потом усыновили Мишку. Славный мальчишка. Сколько радости, счастья он нам принёс! Жизнь обрела смысл. Вика души не чает в Мишке, не отпускает его от себя, пылинки сдувает… Но, видимо, правда, закон замещения материи существует: где-то прибывает, где-то убывает. Вот и у нас так. Появился сын, а в остальном всё пошло не так…
Курбатов подождал, пока приятель допьёт свой сок из бутылки с апельсином на этикетке.
– Кто-то пытается разрушить мою, нашу жизнь. Я чувствую постороннее присутствие. Так, будто за мной наблюдают. Звучит дико, но в квартире посторонний.
– Ты имеешь в виду – за квартирой следят, – поправил Курбатов.
– Нет, я сказал то, что сказал: в квартире посторонний.
Курбатов отстранённо посмотрел в сторону и вздохнул. Он не верил в мистику и с иронией относился к бредням о потусторонних силах.
– Я знаю твоё отношение к чертям и ведьмам на мётлах, – раздражённо проговорил Гомельский. – Я сам, как ты помнишь, материалист, но… – Павел запнулся и посмотрел на флешку
