А мамка-то для дитя, это идеал и образец подражания? И дитя начинает думать, что свет и добро – это плохое, а уличная девка это хорошо. А всё почему? Они не видят ничего кроме кабаков, распутниц, пьяниц и не слышат ничего кроме огульной кабацкой брани. И для них это хорошо. Это их рай. Рай нищих и духовных калек. И когда кто-то пытается переубедить их, построить в городе что-то непохожее, непонятное для них, против него ополчается весь город. И все ищут грязь. Втаптывают в грязь этого наивного. Исправляют, так сказать.
Гречко снова помолчал.
– Знаете как я называю этот город? Не иначе как «Оно»!
Обед подошёл к концу.
Гречко помолчал, потом бросил взгляд на супругу и чуть улыбнувшись кивнул.
– С вашего позволения, мы покинем вас и удалимся в библиотеку, – тихо сказал он, – не думаю, что господа офицеры прибыли послушать моё мнение о наших земляках.
– Дамы, – поднялся Виктор, – было приятно провести с вами время, но знаете, дела.
– Приезжайте почаще, полковник, – ответила супруга Кузьмы Демьяновича, – и Вы, господин штабс-капитан, – посмотрела она на вставшего вслед за Виктором Вайсберга, – я слышала Вы местный?
– Всенепременно, – чуть улыбнулся ей Вайсберг, – будете в Чугуеве, я тоже буду рад встречи с Вами.
– Думаю, к Пасхе мы приедем проведать родных, – ответила дочка Кузьмы Демьяновича.
– В этом случае, буду рад сопровождать Вас, мадмуазель Гречко, – посмотрев на неё, слегка кивнул головой Вайсберг.
– Ну полно, увидитесь, – встал Гречко и позвал офицеров за собой…
– Я так понимаю, – зайдя в библиотеку Гречко присел в своё привычное кресло-качалку и бросил взгляд на Виктора, – разведку Морского генерального штаба мало интересуют вопросы строительства Делового Двора? Присаживайтесь, господа, – указал он на стоящие неподалёку стул и табурет, – если интересуетесь, у меня есть интересные экземпляры в этом собрании.
– Интересует, – взял Виктор с полки одну из книг, а Ваня послушно присел, наблюдая за тем как Виктор перелистывает страницу за страницей.
– Шекспир, в оригинале? – посмотрел Виктор на Гречко, отложив книгу, – восемнадцатый век, бесценный фолиант! Знаете, мне с детства нравился шестьдесят шестой сонет! Помнится, ещё мальчонкой, в школе на уроке я зачитал его с выражением, вслух. За что был нещадно бит одноклассниками.
– Хе! – усмехнулся Гречко, – «Зову я смерть! Я досмерти устал от гордости, идущей в приживалки…», – произнёс он выразительно, глядя в сторону, – кому же понравится правда в глаза! – и перевёл взгляд на Виктора, – а Вы учились не в гимназии? Я думал, что барон должен бы был как минимум окончить именно гимназию, если не лицей?
– Мне было девять лет, – ответил Виктор присев на стул, – а в десять со мной уже занимался лучший гувернёр штата Нью-Джерси.
– Вы
