нет мух и комаров… – предположил он.
Странно, как он сам прежде не заметил отсутствия ласточек.
– Шшш! – сказала леди Стелла. – Он начинает.
И это невероятное совещание началось. Первым выступил тот, кого звали Серпентином: он встал, и, казалось, обратился к присутствующим с речью. Его губы шевелились, он жестикулировал, выражение его лица менялось. И все же мистер Барнстейпл почему-то смутно подозревал, что Серпентин на самом деле не произносит ни слова. Во всем этом было что-то необъяснимое. Иногда сказанное отдавалось в его мозгу звонким эхом, иногда оно было нечетким и неуловимым, как очертания предмета под волнующейся водой, а иногда, хотя Серпентин по-прежнему жестикулировал красивыми руками и смотрел на своих слушателей, вдруг наступало полное безмолвие, словно мистер Барнстейпл на мгновение делался глухим… И все же это была связная речь. Она была логична и заметила мистера Барнстейпла.
Серпентин говорил так, словно прилагал большие усилия, чтобы возможно проще изложить трудную проблему. Он словно сообщал аксиомы, делая после каждой паузу.
– Давно известно, – начал он, – что возможное число пространственных измерений, как и число всего, что поддается счету, совершенно безгранично.
Это положение мистер Барнстейпл, во всяком случае, понял, хотя мистеру Машу оно оказалось не по зубам.
– О господи! – вздохнул он. – Измерения! – И, уронив монокль, погрузился в унылую рассеянность.
– Практически говоря, – продолжал Серпентин, – каждая данная вселенная, каждая данная система явлений, в которой мы находимся и часть которой мы составляем, может рассматриваться как существующая в трехмерном пространстве и подвергающаяся изменениям, таковые изменения являются в действительности протяженностью в четвертом измерении – времени. Такая система явлений по необходимости является гравитационной системой.
– Э? – внезапно перебил его мистер Берли. – Извините, но я не вижу, из чего это следует.
Значит, он, во всяком случае, тоже пока еще понимает Серпентина.
– Всякая вселенная, существующая во времени, по необходимости должна находиться в состоянии гравитации, – повторил Серпентин, словно это само собой разумелось.
– Хоть убейте, я этого не вижу, – после некоторого размышления заявил мистер Берли.
Серпентин секунду задумчиво смотрел на него.
– Однако это так, – сказал он и продолжал свою речь.
– Наше сознание, – говорил он, – развивалось на основе этого практического восприятия явлений, принимало его за истинное; и в результате только путем напряженного и последовательного анализа мы сумели постигнуть, что та вселенная, в которой мы живем, не только имеет протяженность, но и, так сказать, несколько искривлена и вложена в другие пространственные измерения, о чем прежде и не подозревали. Она выходит за пределы своих трех главных пространственных измерений в эти другие
