студентки, которая робко пыталась завести знакомство с Верой. Это была улыбка старшей сестры, которую о чем-то деликатном хочет спросить сестра младшая:
– Я ушла из Университета через три дня после тебя. Теперь я практикуюсь в лабораториях. А еще через месяц ухожу в Резервацию – пришло мое время лечить людей.
Джессика сделала короткую паузу, как бы дразня Веру, потом снова улыбнулась и сообщила:
– После твоего ухода я его видела случайно только один раз, в коридоре. Он шел медленно, никого не замечал. Раньше я таким его не наблюдала. И я, кажется, догадываюсь, что с ним.
Вера кивнула, дав понять, что услышала то, что хотела. Но или слишком резкий кивок, или забегавшие глаза Веры, которые та прятала от хитрого взгляда Джессики, рассмешили мулатку. Она хихикнула и, приблизившись к Вере, громко прошептала ей прямо в ухо:
– Твой кивок, видимо, означает следующее: при встрече я должна сообщить Вячеславу, что я тебя встречала и ты просила ему передать, что его совсем не забыла? Ведь так?
Вера еще резче и еще смешнее кивнула, отчего они рассмеялись уже вдвоем. Топтавшиеся в стороне убры и стоявший у входа в лабораторию охранник-армеец удивленно смотрели на нелепо-веселую беседу офицера спецназа и темнокожей резервантки.
Но возвращение в Урочище после похода в Ботаники вызвало у Веры затяжной приступ депрессии. Ей приходилось видеть смерть, приходилось видеть больных, приходилось видеть умирающих. Но никогда она не была очевидцем медленной гибели целого поселения. Она привыкла, что если где-то беда, значит, нужно уничтожить врага, явившегося источником этой беды. В бою можно погибнуть, но бой с врагом – это очевидное средство победить и помочь людям. А против этого врага – спор и грибницы мутировавшего гриба – Вера бессильна. Она вынуждена принять, что несколько десятков человек в Ботаниках ждут своей кошмарной участи. Многие из тех, кого она видела в числе здоровых, теперь пребывают в лепрозории, а некоторые пополнили ту разросшуюся кучу, которую даже могилой не назовешь.
Еще одной причиной тяжелых Вериных мыслей было то, что в Ботаниках остался один из инженеров, фактически обреченный на медленную смерть. Косвенно виновата в этом была она – ведь она сознательно дала условную команду «Холод», то есть запретила своим людям применять оружие. Положение о спецназе разрешало командиру давать такой приказ во время боевой операции только «в крайних случаях при явном численном превосходстве над невооруженным гражданским противником». Не скажи она: «Холод!» – и временный администратор наверняка валялся бы на полу своего поселения еще до того, как притронулся к кому-нибудь из членов экспедиции. Почему она это сделала? Тут все ясно – там была Джессика, которой Вера не хотела показывать кровавое шоу. И дело даже не столько в Джессике, сколько в глупой, мимолетной, толком не сформировавшейся мысли о Вячеславе, овладевшей ею за те полсекунды, в которые она принимала решение. Какой-то примитивной бабской логикой
