приговора. Да и время сейчас не самое плохое – в Урочище нет Сахи и Пахи, да и вообще почти никого нет, и ее позор останется только ее позором. Но эти фаталистические мысли не слишком успокаивали Веру, и она, прежде чем выйти из казармы, остановилась и сделала успокаивающее дыхательное упражнение, чтобы хотя бы выглядеть достойно в последний момент.
Следователь стоял возле Тхоря – это был он, тот, который привел ее в спецназ. Оба молчали. Каменное лицо следователя, как обычно, ничего не выражало. Откуда-то вспомнилось: «Я тебя породил, я тебя и убью», – это было очень уместно в данной ситуации. Что чувствует этот человек, глядя на нее? Или внутри этой машины правосудия нет чувств, и управляет им лишь мощная пружина из трех слов: «Сила и Закон»?
– Два месяца назад погиб следователь. Нам нужна замена. Идешь?
Смысл сказанного туго доходил до Вериных мозгов – она не сразу поняла, что это не приговор и даже не допрос, а предложение новой работы.
– У меня нет времени ждать, пока ты подумаешь. Пока мы доберемся до места, ты успеешь обдумать и, если что, сказать «нет». Только «нет» будет означать «никогда нет». А теперь я спрашиваю: ты идешь?
– Да! – быстро выпалила Вера, чем очень удивила уверенного в другом ответе Тхоря.
В день Последней мировой войны в Муос сошли десятки тысяч людей. Разных людей. Они принесли с собой все свое зло: зависть, ненависть и эгоизм. Еще вчера их скрытые демоны не показывались или почти не выбирались наружу, боясь наказания властей или осуждения окружающих. Но когда привычный жизненный уклад рухнул, когда голод, смерть и болезни наполнили подземелья, у людей прорвались звериные инстинкты. Вчерашние рабочие и служащие, бухгалтеры и домохозяйки, студенты и пенсионеры, отличницы и музыканты оказались на грани выживания. То, чем они занимались раньше, их социальный статус и общепризнанные ценности уже ничего не значили. Имели значение только еда, лекарства и дающее относительную безопасность оружие. Мораль и человечность потускнели на фоне постоянно нарастающего чувства голода и страха за свою жизнь. Уже в первый день в Муосе убивали, убивали из-за нервного срыва или временного помешательства. Доведенные до грани психического помешательства люди бросались друг на друга из-за неосторожного слова или случайного толчка. Потом стали убивать из-за еды. Или красть еду, что было почти тождественно убийству: обворованный, которому никакого замещающего пайка не полагалось, был обречен на голодную смерть.
Еще страшней были нападения на хранилища. Сколотившиеся группы бандитов, шатавшиеся в бесчисленных переходах Муоса, нападали на охрану складов, убивали и уносили всю еду, бросали к грани голодного вымирания целые поселения, не оставляя им иного выбора, как нападать на соседей, чтобы точно так же отвоевать себе кусок.
В первые же месяцы наспех созданные Силы Безопасности и отряды самообороны поселений объявили беспощадную войну бандитизму и преступлениям.
