сейчас бродит по залам и обнимает всех встречных.
При этом ни Рэндалл, ни актриса, ни даже Марк не подозревают о том, что я больше ничего не создала. В голове автора полотен не осталось ни идей, ни вдохновения. Я пыталась написать что-то еще, подгоняемая чувством долга, но не вдохновением. Но я никак не могу продвинуться дальше. Каждый раз я снова рисую девочек.
Знаю, что так не может продолжаться вечно. Я не могу писать их и терять в лесу раз за разом. Я поклялась, что продолжения у серии не будет. Ни «№ 34», ни, упаси боже, «№ 112» не появятся на свет.
Именно поэтому я не знаю, что отвечать на вопрос о творческих планах. У меня нет ответа. Мое будущее почти буквально представляет собой чистый холст, ждущий, пока его чем-то заполнят. Последние полгода я использовала краски только для того, чтобы выкрасить валиком стены своей квартиры – из ярко-желтого, как одуванчик, в голубой, как яйца малиновки.
И если я чем-то взвинчена, то ответ известен. Я автор одного хита. Смелая художница, вся работа которой висит на этих стенах.
Марк покидает меня, чтобы поболтать с симпатичным официантом, и я становлюсь беззащитна. Рэндалл тут же хватает меня за запястье и тащит к стройной женщине, рассматривающей «№ 30», мою самую большую работу. Я не вижу лица женщины, но я понимаю, что она исключительно важная персона. Всех остальных гостей подводили ко мне.
– А вот и она, дорогая, – объявляет Рэндалл. – Сам автор.
Женщина поворачивается и смотрит на меня зелеными глазами. Я не видела их пятнадцать лет, но узнаю мгновенно. Этот взгляд, когда он направлен на тебя, заставляет ощущать свою значимость.
– Привет, Эмма, – говорит она.
Я замираю, не зная, что сказать. Я понятия не имею, что она собирается делать, почему она здесь. Я думала, что Франческа Харрис-Уайт не хочет иметь со мной ничего общего.
И все-таки она тепло улыбается и притягивает меня поближе к себе. Наши щеки соприкасаются. Рэндалл явно завидует:
– Так вы знакомы?
– Да, – отвечаю я, по-прежнему ошеломленная тем, что Франческа пришла.
– Сто лет назад. Эмма была ребенком, а сейчас, только посмотрите, расцвела в прекрасную женщину. Я так ею горжусь.
Она снова смотрит на меня тем самым взглядом. Я все еще удивлена, но вдруг понимаю, что просто счастлива ее видеть. Я никогда не думала, что подобное случится.
– Благодарю вас, миссис Харрис-Уайт, – говорю я. – Благодарю за добрые слова.
Она притворно сердится:
– Какая еще «миссис Харрис-Уайт»? Френни. Просто Френни.
И это я тоже помню. Она стоит перед нами в шортах цвета хаки и голубой рубашке поло. Ее огромные походные ботинки смешно увеличивают ноги. «Зовите меня Френни. Я настаиваю. Мы на природе. Мы все равны».
Но это продлилось недолго. В конце концов, когда то происшествие оказалось во всех газетах страны, журналисты использовали ее полное имя. Франческа
