глядя на буроватую горсть, словно в тот момент от нее ускользало нечто бесценное.
Как-то раз, когда мы с Дебби возвращались домой поздним вечером, мама ждала нас у гаража. По ее виду я сразу поняла, что что-то не так: она стиснула зубы, нижняя часть лица была напряжена. Козырьком ладони она закрывала глаза от солнца, но я заметила, что она плакала.
Она заговорила, едва мы вышли из машины:
– Знаешь, мне это надоело. То, что ты считаешь себя лучше меня.
– Мам, – сказала я. – Перестань.
– Не вмешивайся, милая, – велела она.
Дебби, казавшаяся потрясенной несправедливым обвинением, попятилась обратно к машине.
– Не притворяйся, будто не знаешь, о чем я, – сказала мама.
– Я не… я никогда не… – запинаясь, пробормотала Дебби.
– Влезла в нашу жизнь и осуждаешь меня на глазах у дочери. Думаешь, ты такая идеальная, а на самом деле просто поверхностная, глупая, – сквозь зубы процедила она. В ее словах была доля правды, и оттого ее ярость казалась еще более пугающей.
– Хочешь, чтобы Лиза привыкла к тебе, пытаешься быть лучше матери. Это мерзко. Что ты о себе возомнила? Да это растление малолетней! – она перешла на крик. Ее лоб и губы сморщились, как фольга, зубы обнажились; Дебби, как громом пораженная, стуча слишком высокими каблуками и покачиваясь, отступила к двери машины.
Я боялась, что Дебби будет видеть во мне мою мать. Мне казалось, окружающие не различают нас и воспринимают как одного человека в двух телах.
– Мам, – позвала я.
– Тихо, Лиза, – сказала она.
От шока я впала в ступор, было тяжело говорить и двигаться. Я стыдилась матери. Какой страшной она была, когда орала, свирепая и всклокоченная. Скандал тем не кончился – он развивался, как две развязанные, а до того туго скрученные ленты: Дебби оправдывалась, мама наседала на нее, не переставая кричать. Дебби скользнула в машину, завела ее и уехала. Больше я Дебби не видела.
Мама собиралась на первое свидание с Роном.
Он должен был заехать за ней, познакомиться со мной, а потом они вместе должны были отправиться на ранний ужин. Соседи были дома – на случай если мне что-нибудь понадобится. Я была достаточно взрослой – семь лет, – чтобы два часа посидеть одной, но детали были все еще на стадии обсуждения.
– А потом?
Предполагалось, что я лягу спать до ее возвращения.
– Возможно, он зайдет к нам, – ответила она.
Я заставила ее пообещать, что они не пойдут в ее комнату, и по какой-то причине она согласилась.
Увлекшись Роном, она перестала уделять мне столько внимания, сколько раньше. Не гадала больше на Книге перемен. От счастья она стала рассеянной, на губах играла та же полуулыбка, как когда она карабкалась на холм, чтобы сорвать опунцию.
Именно в промежутках между
