style="font-size:15px;"> – Конечно, хочу.
– Я закончила театральный институт в Киеве, и меня направляли в Херсонский театр. Приехал главный режиссер этого театра. «Сёгодни, о сёмий (в семь), ресторан «Спорт». Я сказала, не пойду. «Смотри, тебе у меня работать». На следующий же день я пошла в бюро учета и распределения кадров и сказала, что не поеду в Херсон потому-то и потому-то. Женщина, которая там работала, ответила: «Вы порочитэ наши кадры». Мне пришлось добиваться освобождения. Я попросилась на показ в Театр Моссовета, который гастролировал в это время в Киеве. Худсовет посмотрел – и меня приняли. Перед отъездом я праздновала свадьбу своей подружки. Из гостей была аж только я. Мы пошли на гору над Днепром, взяли в киоске по бокалу шампанского и мороженое. Весна 53-го года, сами понимаете, какие у нас были возможности. И там были выпускники нашего института. Меня спросили: «Правда, что ты собираешься ехать в Москву к Завадскому?» – «Да». – «А шо ты там будешь робыть?» – «Буду роли играть», – сказала я. Я понимала, что есть приглашение и все будет хорошо. Больше я ничего не говорила. И только спустя годы, когда я уже начала сниматься у Сергея Герасимова в «Тихом Доне», я узнала, что на меня написали анонимные письма.
– И все же, кому вы могли так насолить? Неужели всему виной то, что вы отказались сходить с режиссёром в ресторан? Может, в институте у вас были недоброжелатели?
– Вы как-то неправильно говорите. Меня в институте любили, но были люди, которые меня не любили. Что я могу сделать. Я не думаю, что все должны меня любить. И сегодня есть люди, для которых просто мое существование немалая неприятность. Но это нормально. Я свое дело делаю – и всё.
– Такое обострённое чувство справедливости, которое вам свойственно, передалось от родителей или это уроки жизни?
– Не знаю, откуда это. Это было всегда. Я дралась, когда обижали мою подружку. Она была маленькая, тоненькая, а я, как я считала, здоровущая и должна была её защищать. Мы росли вместе, наши мамы дружили, и они по очереди водили нас на прогулки – мы с ней даже в одной коляске лежали. Мы и по сей день близкие подруги, правда, она живет за океаном уже много лет. Но мы созваниваемся. Я помню, как в школе, в самых начальных классах, мы бежали после уроков домой, потому что был мальчишка, который обязательно ранцем своим должен был ее ударить, а я ее защищала, – я с ним дралась, очень хорошо это помню.
– Какой у вас бойцовский дух!
– Я росла с братиком двоюродным, и мы с ним тоже дрались. Друг дружку хорошо тузили, но знали, что должна быть правда. Я росла с мальчишками, от мальчишек училась. Мое увлечение бильярдом тоже оттуда: у нас с братом был общий бильярд, нам родители купили. Куклы у меня, конечно, тоже были. Я помню, мы однажды решили сделать одной из них прижигание носа зажженной спичкой. Это был целлулоидный пупс, и он загорелся. Но ничего, мы сами погасили пожар.
– Элина Авраамовна, у вас такая замечательная улыбка. Глядя на вас, понимаешь, что красота созвучна внутренней гармонии.
– Вы знаете, конечно же, природа имеет значение.
