style="font-size:15px;"> Поль Леви пробрался сквозь толпу, и вместе с Джулиусом они прочли висевшую на стене прокламацию, подписанную всеми членами правительства «в Париже, 28 января 1871 года». В ней сообщались условия перемирия и капитуляции. Осада продлилась четыре месяца и двенадцать дней. Народ читал молча. Никто не возмущался, но и одобрительных возгласов не было. Люди смотрели на черные буквы и безмолвствовали, будто пережитые страдания, ужасы, горе, все то, что засело глубоко в душе, невозможно было выразить словами. Похожий на Жана Блансара мужчина в синей рабочей блузе и сдвинутом на затылок картузе стоял, скрестив руки на груди и храня каменное выражение лица. Казалось, он даже не читает, просто смотрит куда-то перед собой сухим холодным взглядом.
– Все кончено, – сказал он наконец, и голос его прозвучал словно издалека.
Ему никто не ответил. Какая-то женщина всхлипнула и тут же умолкла, прикрыв рот шалью. Вскоре толпа рассеялась. Джулиус поглядел на отца. Тот тоже словно онемел. Странным ошеломленным взглядом он смотрел на прокламацию и не двигался, будто спал с открытыми глазами. Джулиус потянул его за руку.
– Все кончено, – произнес отец те же слова, потом повернулся и зашагал прочь.
– Куда мы идем? – спросил Джулиус, но отец не ответил.
День был сумбурным и непонятным. Они бродили по городу, нигде подолгу не задерживаясь, потом наступил новый день, за ним еще и еще. Ночевали в церквях. Днем отец куда-то уходил, а Джулиус пытался самостоятельно разузнать, можно ли уехать из Парижа, не дожидаясь перемирия. Оказалось, что для этого нужен пропуск, который оформляют в префектуре. Фактически жители Парижа оказались пленниками в собственном городе. Если бы Поль Леви подал прошение в префектуру, то обнаружил бы себя. Он был в растерянности. Ненаходчивый и непрактичный мечтатель, он хотел только одного – уехать из Парижа, а если получится, то из Франции. Эта мысль прочно засела у него в голове, затмив собой все остальные.
Как-то раз они с сыном сидели, прижавшись друг к другу, у входа в церковь. Вид у отца был нездоровый; его черные волосы спутались, он не мылся уже три дня.
– Надо уехать, – все время повторял Поль Леви. – Надо уехать.
Он сидел, низко опустив голову, его бледные руки безвольно свисали с колен.
Джулиус выворачивал картуз, ища блох. Наконец поймал одну и раздавил между пальцами.
– А если на поезде каком-нибудь? – спросил он. – Осада закончилась, должны же поезда ходить. Солдаты разъезжаются по своим деревням.
– Нужен пропуск, – возразил отец. – Нас не пустят на вокзал. А поезд останавливается на станциях, пруссаки обыскивают вагоны. Да и сколько билет стоит, я не знаю. Ехать далеко, много денег надо.
– А куда нам нужно, отец?
– На юг. – Поль Леви неопределенно махнул рукой.
Джулиус знал, что на юге всего вдоволь и всегда светит солнце.
– Да вот еще, деньги на билет тратить, – фыркнул он. – Задаром надо уехать.
Отец не знал, как это устроить.
