Кстати!
Она быстро сбегала в кладовку и вернулась с ботинком авангардиста, которым он запустил в Пустырёву из троллейбуса.
– Хранила все семь лет!
– Что это? – брезгливо взял Блюм за шнурок ботинок. – И я когда-то носил говнодавы фабрики «Скороход»? Немедленно выкинь эту гадость!
Блюм нажал на кнопку пульта, и приделанный к люстре вентилятор начал выдувать из коробочки лепестки роз, которые мягко ложились повсюду, распространяя благоуханье. Пустырёва вдохнула аромат всей грудью и застонала от блаженства. Усатый римлянин осушил бокал до дна и снова возлёг на ложе.
– А теперь я хотел бы перейти к самому главному.
Любовь Семёновна смущённо улыбнулась и опустила глаза.
– Готова ли ты, мудрейшая Минерва, выслушать мои слова до конца?
– Да, – вся в ожидании пролепетала хозяйка.
– Итак, мы переходим ко второму этапу великого почина. Сегодня я счастливейший из людей: я нищ! Я открыл счёт в банке для перечислений всевозможных пожертвований на памятник и внёс все свои сбережения первым! Ради великой идеи я готов отдать последние сандалии!
Рука Пустырёвой сжала горсть лепестков роз. Она встала и медленно подошла к окну. Губы её дрогнули.
– На следующем этапе нам нужно привлечь как можно больше спонсоров, о, милосерднейшая Юнона!
– Я думала, ты поумнел, – сказала начальница грудным голосом, не оборачиваясь. – А ты такой же олух, как и был! Думаешь, твоё сооружение тебя прокормит?
– О, я готов голодать всю жизнь, лишь бы осуществился мой проект!
– А он тебе нужен? – вдруг резко повернулась Любовь Семёновна, в глазах которой стояли слёзы. – Вот это зачем тебе нужно? – Она подбросила смятые и пожухлые лепестки вверх. – У тебя был приличный капитал! На него можно было бы учредить банк! А ты всё пустил на ветер!
– О, я могу продать свою колесницу, и нам на первое время хватит, жестокая Диана! Но искусство для меня священно!
– Искусство? – Пустырёва зло сверкнула глазами.
Она быстро подошла к столику, налила себе полный стакан вина и выпила.
– Искусство! – повторила Любовь Семёновна с ненавистью. – Ты знаешь историю моих родителей! Бедные провинциальные актёры, которые мотались всю жизнь по стране из театра в театр! Для них тоже искусство было священным! Они даже собственной крыши над головой не нажили! Искусство! Я, как детдомовская всё на голом месте своими собственными руками! Я не хочу, чтобы мой ребёнок тоже вот так же! Искусство!
– Замолчи, о, нечестивая Эринния, некогда совершившая детоубийство в своём чреве!
Пустырёва рухнула головой на стол и зарыдала.
– Я столько для тебя сделала, – захлёбывалась она слезами, – скотина…
– Да ты на себя посмотри! – вдруг вспылил Блюм, прекратив ломать комедию. – Тебе только деньги, деньги и деньги! Куда ты старика дела? А? Квартирку захотела к рукам прибрать? Может быть, ты его отравила? Участковый, между прочим, интересовался! И правильно,
