шаги, Дикси вскидывает голову:
– Ты что, действительно украла деньги у новичков?
Я решаю не спрашивать, откуда она об этом узнала.
– Не украла, а заняла.
– А зачем нужно было говорить, что я твоя сестра?
– Вообще-то, ты и есть моя сестра.
– Спасибо, что опозорила меня, Джем.
– Не благодари.
Поднявшись в спальню, я кладу рюкзак на подушку, повернув его лямками к стене. Ключи занимают привычное место на картонной коробке, выступающей в роли тумбочки. Ботинки я кладу внутрь, аккуратно, шнурками наружу. Повесив курку на дверную ручку шкафа, натягиваю толстые домашние носки. Каждый раз, когда Дикси замечает такие мои «привычки», она дразнит меня и говорит, что у меня обсессивно-компульсивное расстройство. Но мистер Бергстром задал мне кучу вопросов и сказал, что не может мне поставить такой диагноз. Скорее, у меня просто есть ряд ритуалов, которые помогают мне почувствовать, что я контролирую ситуацию. «К тому же, судя по тому, что ты рассказываешь о своем районе, дважды проверить замок – не лишнее», – сказал как-то Бергстром. Прежде чем вернуться в гостиную, я дважды проверяю положение всех вещей в комнате и напоследок заглядываю под кровать, чтобы убедиться, что моя заначка сигарет все еще там.
Сэндвич Дикси так соблазнительно пахнет луком, что мой живот снова начинает тоскливо урчать.
– Это Наполеон принес?
«Разве это не очевидно?» – написано на ее лице, когда она поворачивается ко мне, молча продолжая жевать.
Наполеон – парнишка лет двадцати, работающий в забегаловке в паре кварталов от нас. Для Дикси – всего лишь еще один несчастный из армии влюбленных в нее по уши.
– Можно кусочек?
Мне кажется, что с тех пор, как я пообедала, успело пройти лет сто, не меньше.
– Нет, – отрезает она, но ее рука, протянувшая мне сэндвич, говорит об обратном.
Я опускаюсь на пол позади нее и откусываю кусочек. Потом еще один. Жареная говядина. Авокадо. Чеддер. Тонко нарезанный красный лук на хрустящей булочке. Если Наполеон решил выразить все свои чувства к Дикси в форме самого совершенного сэндвича, у него это получилось с блеском. Я глотаю острые, щедро смазанные горчицей кусочки, почти не жуя.
Дикси молча наблюдает за моей жадной, почти варварской трапезой.
– Можешь доесть, если спустишься за бельем вместо меня.
– Ты что, стирала? На какие деньги?
– На мои.
– Я не собираюсь спускаться туда посреди ночи.
– Еще не ночь.
Она пытается отнять у меня сэндвич, но я тут же отнимаю руку:
– Тем не менее уже темно.
– Я постирала и твои вещи, Джем. Ты что, хочешь остаться без них?
Дикси снова тянет ко мне руку, пытаясь отнять мой скромный ужин.
– Ладно, –
