он порвал все связи с родственниками жены, нахамив им по телефону, во-вторых, вызвал машину с грузчиками, в-третьих, уверенно руководил погрузкой мебели в машину, в-четвертых, когда его энтузиазм заметно поутих по мере роста роптания грузчиков таскающих коробки и кровати на четвертый этаж по широченным пролетам в новую Востриковскую квартиру, принял решение не возвращаться за частью мебели в старую квартиру, в-пятых, «Проживем как-нибудь» заявил он жене.
Так стремительно Востриковы переехали в «дядину» квартиру. «Вам же лучше», пытался наладить отношения младший брат жены Вострикова с самим Востриковым и сестрой. Сестра брата так и не простила, а Востриков сразу простил, и уже вежливо просил больше не звонить.
Востриковы насытили жизнью и бытом ту часть квартиры, где окна выходили на трамвайную линию. А это без малого – две комнаты и кухня. Жена Вострикова сорвала старые, затрапезные шторы, помыла окна и в квартиру въехал свет, по утрам белый, днем солнечный, а ночью от фонарей. Востриков засучив рукава, выгреб мокриц из сидячей ванны, залил все по кругу химикатами изничтожая запахи и гнезда плесени. Мебельную рухлядь Востриков разобрал и вынес на помойку, остальное, например здоровенный сервант, выпиленный как будто из цельного куска дерева, но со стеклянными шторками-дверцами, приспособил под нужды семьи – в серванте теперь хранилась Востриковская посуда, а между стекол торчали промежуточные и неважные фотографии или квитанции. Востриковы познакомились с соседями, еврейскими и русскими интеллигентами, их пьющими детьми и хамоватыми внуками, а с массивной соседкой договорились относительно Томочки, что будет давать ей уроки игры на фортепьяно и иногда поить чаем с сушками пока мама и папа Востриковы на работе или еще где. К тому моменту как в парке розовым и белым заблагоухала сирень, Востриковы вполне освоились на новом месте – как тут и было.
Единственное, но маловажное, что смутно напрягало Вострикова, так это наличие в квартире других комнат и подсобных помещений. Объять их Востриковская семья не могла в силу своей малочисленности, отсутствия как природного любопытства, так и мещанской захватнической этики; жена Вострикова и Томочка вполне комфортно сосредоточились в двух огромных комнатах с каймой пенной лепнины по недостижимому потолку, но сам Востриков нет-нет, но испытывал странное чувство тревоги и беспокойства, слегка веющей от закрытых комнат и задернутых ненадежными занавесками коридоров.
Однажды сквозь сон Востриков увидел, как занавески колышутся, иногда обнажая черный зев, уходящий в темноту. Вострикову стало страшно, как в детстве, когда над шкафом на него каждую ночь посверкивали два глаза – застежки на чемодане. Бороться с детскими страхами Востриков умел – нужно было всего лишь отвернуться или накрыться одеялом с головой, но Востриков был уже не ребенок, поэтому встал с кровати и пошел прямо в зев, освещая себе путь фонариком на мобильном телефоне.
Поблуждав
