загрустил. Хуже, думал Востриков, лежа в темноте у себя на подоконнике, хуже, чем собака. Собака хотя бы может повыть на луну. А Востриков не мог. Он боялся всех разбудить, а еще напугать Томочку.
Томочка была единственным человеком, с которым Вострикову было комфортно и на удивление легко. Томочка было чем-то отдельным – от жены, квартиры, вида из окна, круговорота воспоминаний, замыленного быта. Томочка рисовала свои любимые лужи, а Востриков исправлял их на разноцветных бабочек. Правда зарисовавшись, Востриков, вдруг обнаруживал себя в комнате одного, а Томочка в соседней комнате смотрела мультики или о чем-то говорила с женой Вострикова. Востриков тихо уходил на свою половину, прихватив с собой рисунок с остывающей акварелью.
Пришла весна и в один из дней Востриков обнаружил что жена с Томочкой съехали, чему поначалу даже малодушно обрадовался. Теперь можно было не таясь ходить на кухню, но там Востриков с удивлением обнаружил, что вместе с женой пропали и продукты из холодильника и шкафов, как и сам холодильник, и еще много чего, то есть ходить на кухню стало не зачем, разве что за кипятком из крана.
Позже жена все-таки вернулась за Востриковым чтобы отвести его в ЗАГС, на развод. Там Востриков заново познакомился с ее новым мужем, и удивился, что это не осветитель. Новым мужем оказался старый Востриковский сосед, военный в отставке, театрал, который отбивал Вострикова от судебных приставов. Бывший сосед крепко пожал Вострикову руку и сказал: «Без обид». Он вообще держался с Востриковым уверенно, напористо и по-хорошему нагло. За семью можно было не переживать. Востриков ничего не сказал в ответ, но подумал, как бы так узнать у соседа, воевал тот в Афгане или Чечне? Военный непременно должен воевать, так размышлял Востриков, иначе зачем он военный. На войне бывает и умирают, заключил он. Сам Востриков не служил, а почему именно не служил, это он вспомнить не смог, но подумал, что надо было и послужить. Школа жизни как никак.
Востриков стал один. Теперь вся квартира была его, и он по началу ложился спать в той же кровати, в которой спали жена и Томочка. Но запах прошлой семьи быстро выветрился, и Востриков опять перебрался на старый диван в комнате с подоконником во двор.
Он скучал по Томочке, а по жене перестал. Иногда Востриков ходил наблюдать за окнами детского сада и прятался от непогоды и чужих глаз на старой веранде, откуда однажды пришлось бежать – сторож детского сада принял его за извращенца. Сторож его догнал, привел к начальству, и Востриков рассказал заведующей детским садом свою историю. «Вострикова?» – пыталась вспомнить заведующая, сама разведенка-стерва-мать-одиночка. «Так Вострикова уже три года как в школу ходить!». Потом заведующая пригласила Вострикова к себе домой. Он пришел. Выпил невкусного вина. Съел что дали – салат с майонезом и пирог. А потом сбежал в самый пиковый момент, сославшись на неотложность дел, брезгливо вытирая приторную, липкую помаду с губ и рубашки.
За
