Марией среди своих называть?) и не думают отказываться. Можно бы и совсем ее у себя оставить, но новость слишком неожиданная, да Оля сейчас и подумать об этом не может – малая еще, без матери нельзя ни за что, а в гости пусть приезжает. Оле по силам помогать будут, и двери этого дома всегда для них открыты. В середине июня отмечается важное событие: собирается близкая и дальняя родня на поминки деда Моисея – знатного пращура, именно с него семья начала свою жизнь в Москве, с тех пор около ста лет прошло. Кстати, его портрет кисти известного мастера, главная семейная реликвия, висит в гостиной. А среди караимов о нем даже легенды ходят. Это большое событие, и Мареке очень полезно будет принимать в нем участие. На том и договорились.
Новую родню Марека приняла спокойно и стала еще молчаливей. Шурика папой называть отказывалась – он на папу-то и не похож вовсе! Но в Москву собиралась каждый раз долго и тщательно. Оля никак не могла понять, с радостью или нет. Ей-то эти поездки – одно мученье. Саша повзрослел, изменился, с Олей встретиться глазами не может, что-то болит у него внутри, видно. Руфина Семеновна подчеркнуто вежлива и холодна. Подарок судьбы приняла стойко. А Лев Аронович через год скончался от инфаркта, как раз во второй приезд Мареки. Поэтому привозит она Мареку день в день и убегает скорее, по делам будто. Со временем и дела нашлись – заказов-то много на московские товары. А они справляют поминки по родным, ездят в свой фамильный склеп, читают какие-то книги, гуляют по Москве, а потом, в назначенный срок, забирает Ольга свое молчаливое караимское чадо с подарками, гостинцами и везет ее обратно в милый сердцу Архангельск.
…А пока Марека стоит в прихожей, с сумкой на ноге и в дырявом носке, который хочется скорее снять.
– Все! Едем, едем! Автобус уже внизу. – И квартира приходит в движение.
Тетя Сима уже несет очередного глиняного поросенка с голубыми незабудками на боках. Сейчас он грохнется о мраморный телефонный столик и рассыплется собранной за год мелочью.
На деревенском кладбище, где прабабушка похоронена, а теперь и дед Илья лежит, маленькая Марека сыпала пшено на могилки и вместе со всеми тихонько шептала: «Птички Божьи, налетайте, бабушку нашу вспоминайте, дедушку нашего вспоминайте».
А на дорожку, ведущую к склепу и на каменное надгробье Моисея, исписанное сплошь иероглифами, молча бросали монеты. Может, это они так долги отдают? Интересно, прилетает ли кто-нибудь на эти денежки и что вспоминает?…
Каждый, выходя из квартиры, берет горстку монет – и вниз, к автобусу.
– Ну что, пошли? – Шурик уже засунул мелочь в карман.
– Мне переодеться надо. Я быстро. Иди, я догоню. – Не дожидаясь ответа, Марека берет сумку и тащит ее в гостиную. Сейчас уйдет Шурик и в квартире никого не останется. Только бы духу хватило. Сидят они все в автобусе, ждут, нервничают, переглядываются и вдруг – БАЦ! А потом и к деду Моисею поедем потихоньку, не торопясь. Марека остановилась
