руку о край халата и в радостном ожидании поправил сползшие было очки в никелевой оправе.
– Дамы и господа! Прошу не беспокоиться на мой счет и продолжать вашу работу, – нараспев произнес он тем самым гнусавым голосом, который, похоже, прививали отпрыскам богатых родителей еще в частном детском саду.
Согласно сообщениям прессы, отец Ингольфа, прежде чем стать сенатором по внутренним делам, возглавлял фирму по производству охранных сигнализаций и заработал на этом деле миллионы еще до того, как, заняв столь высокий пост, начал использовать возможности своего ведомства по дальнейшему запугиванию простых граждан (способствуя тем самым развитию своего бизнеса).
Херцфельд презирал нуворишей-политиков, но еще больше не по душе ему были их дети, привыкшие, ничего не делая, почивать на лаврах, используя деньги и положение своих родителей.
Сам же Херцфельд, еще будучи семнадцатилетним подростком, бежал в Западный Берлин, перебравшись через стену, служившую границей ГДР. Такому поступку не в последнюю очередь способствовали его взаимоотношения с отцом, от которого он был готов убежать хоть на край света. Ведь отец его служил офицером государственной безопасности и, четко следуя партийным установкам, делал максимум возможного для укрепления всего того, что Пауль Херцфельд в той социалистической системе ненавидел.
Каково же было его разочарование, когда он понял, что и при демократическом строе все завит от того, какой партийный билет находится у человека в кармане, а иначе говоря, от того, какие связи он имеет. Обычные смертные, у которых не было отца – сенатора по внутренним делам, о работе в специальном подразделении Федерального ведомства уголовной полиции не могли даже и мечтать.
«Ну что ж, по крайней мере, он не упал в обморок», – подумал Херцфельд и продолжил свою работу.
– В желудке обнаружено сто сорок миллилитров серовато-белого кашеобразного вещества, напоминающего молоко, с кислым запахом, – стал наговаривать Пауль на диктофон, который теперь держала Яо.
– Странно, – внезапно раздался голос сына сенатора по внутренним делам, стоявшего сзади Херцфельда.
– Что странно? – уточнил профессор.
– Здесь не слышно никакой музыки.
Херцфельд чуть было не взорвался, но вовремя взял себя в руки и подумал: «Сегодня это уже второй поклонник доктора Штарка. Ну и повезло же мне с практикантом».
Однако вслух он произнес:
– Да, здесь музыка не играет. Это не кино!
А причина таких странных для морга вопросов крылась все в том же телесериале. Его создатели додумались до совершенно абсурдной идеи, заставив патологоанатомов в последней серии слушать во время работы музыку популярной британской рок-группы «Депеш моде». Сам Херцфельд, конечно же, в раздражении переключил канал своего телевизора, но для других телезрителей изображение человека, похожего на него как две капли воды, на экране оставалось.
«Надо
