голос не живого человека, а автоответчика, сработавшего с каким-то непонятным звуком. И это была не обычная в таких случаях запись, а приветствие, обращенное именно к нему, что внушило профессору еще большую тревогу, чем те обстоятельства, которые побудили его позвонить по найденному незнакомому номеру.
Почему-то он был уверен, что свяжется по нему со своей дочерью, ведь тело было так жестоко изуродовано намеренно, и складывалось ощущение, что преступник явно рассчитывал на то, что вскрытие будет проводить именно Херцфельд. Видимо, злоумышленнику было известно, что при таком жестоком и необычном убийстве к судебно-медицинской экспертизе будет обязательно привлечен руководитель берлинского спецподразделения «экстремальных преступлений».
Внезапно в мобильнике послышался до боли знакомый голос его дочери:
– Алло! Папа?
Несмотря на то что Херцфельд со страхом в душе предполагал именно это, подтверждение догадки все же повергло его в шок.
Голос дочери профессора был настолько четким, как будто она стояла рядом с ним. И все же он звучал так, словно она разговаривала с отцом из какого-то другого, бесконечно далекого и темного мира:
– Пожалуйста, помоги мне!
«Боже! Что происходит? Почему я разговариваю с автоответчиком, запись на котором предназначена только для меня?» – подумал Херцфельд.
Голос Ханны постепенно начал хрипеть и звучать все более устало. Складывалось впечатление, будто она только что поднялась по лестнице и сильно запыхалась. И все же он отличался от того, каким она говорила тогда, когда ей не хватало воздуха.
В нем было больше обиды и отчаяния.
У Ханны была астма, но при нормальных обстоятельствах случавшиеся у нее регулярные приступы не создавали проблем. Прописанный ей спрей для ингаляций снимал осложнения в течение нескольких секунд и позволял вести почти нормальный образ жизни – она занималась спортом и делала все то, что любят молодые люди.
Опасность возникала только тогда, когда при ней не оказывалось сальбутамола. Три года назад она забыла у подруги свою куртку со спреем в кармане и едва не задохнулась в метро. Хорошо, что на помощь ей пришел пассажир, тоже страдавший астмой, у которого спрей был с собой. Насколько Херцфельду было известно, этот инцидент являлся последним серьезным проявлением ее приступов, однако он мог ошибаться, так как после развода его бывшая супруга делала все, чтобы свести контакты между отцом и дочерью к минимуму. Вместе с тем на последнее Рождество она отправила к нему их дочь, чтобы без помех отпраздновать его вместе со своим новым приятелем.
Ханна сильно страдала от разлуки и при каждой встрече ясно давала понять, что возлагает ответственность за разрыв отношений между родителями только на него, забывая о том, что изменила отцу именно ее мать – Петра. Редкие беседы между отцом и дочерью практически не выходили за рамки пустой болтовни. Херцфельд даже не знал, была ли она в кого-нибудь влюблена, получила ли водительские права и как у нее обстоят дела в школе.
Хуже
