годик, когда мой наследник уже родится. Я так счастлив, Цветка!
И он открыл портал, на прощание лишь чмокнув ее в губы.
– А я? – растерянно спросила у пустоты Радка, чувствуя, как по щекам струятся слезы. – Как же я?
Ответ пришел скоро. Обследование у сельского лекаря показало, что она тоже в тягости и родит почти одновременно с законной супругой Манфреда.
7 глава
Радка не бывала у родителей с самой свадьбы. Только забрала нехитрый скарб, который мог сойти за приданое разве что для слепого, да ушла в дом мужа. Родители тоже не стремились часто навещать её, это было не в правилах села. Когда все родственники вместе так или иначе работают в садах, там и обмениваются новостями да справляются о здоровье. А в домах собираются только зимой, да и то на свадьбу или похороны. Сейчас же Радослава была рада тому, что родители умирать пока не собирались. Ей нужна была поддержка, пусть совсем крошечная – другой ждать не приходилось. Теперь, когда Янки не было, ей некому было поплакаться во всем белом свете.
– Рада? – отец от неожиданности застыл на пороге, отчего дочери пришлось мяться рядом с домом, словно она пришла нежданной к чужим людям. Впрочем, он быстро пришел в себя и отодвинулся, позволяя ей проскользнуть внутрь. – Не ждал тебя увидеть.
– Конечно, – вся злость и страх всколыхнулись в Радке от этих слов. – Сбагрили с рук и забыли, да?
– Это не так, – тихо произнес отец и достал с печи еще почти горячий пирог. Мать всегда закутывала пироги полотенцами, отчего те теряли хрустящую корочку, зато оставались теплыми и мягкими как перьевая подушка. От воспоминаний Радка вздрогнула и сжала кулаки так, что стало больно ладоням от вонзившихся ногтей. Она училась всему у матери, но получалось все равно иначе. Словно та знала какой-то секрет, который прятала от дочери. – Прости. Я был против Хенрыка сначала, но он обеспечит твою жизнь. И он обещал тебя не бить. Ни за что.
«А стоило бы, может, тогда бы не понесла от другого», – с горечью подумала Радка. Отец, вот, её тоже не бил, может, потому она и выросла такой? Хотя нет, мать часто добиралась до её спины с хворостиной, так что это вряд ли как-то связано. Особенно ей доставалось за колодцы, но после горьких яблок хворостина была чепухой.
– А где мама? – чтобы хоть что-то спросить, произнесла Радослава. Желание поделиться с матерью своими проблемами уже казалось ей глупостью. Да что тут и говорить, на что они с отцом были разные люди, но с ним ей было проще и понятнее. Только обсуждать женские горести с отцом было неправильно. Сейчас достаточно посидеть недолго, чтобы не обидеть родителя, поговорить о новом урожае или нашествии яблочной мошки, и бежать.
Раньше она бы даже не задумывалась о том, что может обидеть отца или мать, но это было тогда. Она отвечала лишь за себя и могла позволить себя даже разрушить свою жизнь до основания. Это её право. Теперь же, нося под сердцем ребенка Манфреда, она понимала, как сильно нуждается в том, чтобы от неё
