Вскочила даже.
– Ну, знаешь ли, отец! – голос отказал он, и возмущение вышло похожим на писк.
– Знаю, – теперь тот смотрел снизу вверх на неё, но прямо в глаза. – Масть у ребенка такая же будет как у Хенрыка или нет?
Почему-то снова возмутиться у Радки никак не получалось. Накатила усталость и какая-то безысходность. Хотелось тихонько поплакать, но она плакала только у колодцев и больше никогда. Снова к колодцу она не пойдет – мало ли, вдруг горькое яблоко навредит нерожденному малышу. Вместо этого она вспомнила шелковистые светлые волосы Манфреда – с виду почти одного цвета с её собственными, а наощупь – ничего общего с её паклей. Хенрык уже поседел, но, как она смутно помнила, он не был темноволосым. Да и в целом что-то общее в его лице прослеживалось с лицом любовника. Может, то, что у обоих не было каких-то особых отличий вроде длинного носа или маленьких глазок. Только при этом Хенрык был толстым и обрюзглым. И старым, да. А вот Манфред… Она снова вздохнула и торопливо ответила:
– Такой же, – вроде бы просто, чтобы отец не подумал не так про её печальный вздох, а на деле только ответив, поняла, что окончательно сдала себя и свои похождения. Что теперь будет? Неужели отец расскажет Хенрыку? Старый увалень не был злым, но рука у него была тяжелая, и уж за измену Радка могла испытать ее тяжесть на себе. А ей никак нельзя – если что-нибудь случится с ребенком, она уже никогда не попадет в мир магиков. – Ты расскажешь?..
Она замолчала, судорожно пытаясь найти выход. Хорошо что сейчас лето, можно сбежать и… и податься ей было некуда. Разве что в город и… Манфред вряд ли будет рад её беременности, кто знает, может, магики умеют избавляться от ненужных детей. Или их слишком настойчивых матерей. Нет, пока малыш не родится, ноги её не будет рядом с любовником.
– Конечно, нет! – словно удивляясь, покачал головой отец и махнул рукой. – Эх, вся ты в мать пошла, козочка.
– Не понимаю, – беспомощно произнесла Радка и замерла. Только сейчас до неё дошло. Родители, невысокие и плотные, оба темно-русые, только у матери глаза серые, а у отца почти черные. И она, беленькая и высокая, ростом почти с Манфреда, а ведь он не низкий магик. Неужели и её мать завела ребенка, её, Радку, где-то на стороне, а её отец… И не отец ей вовсе.
– Извини, не спрашивал, кто твой отец, – он грустно усмехнулся в усы. – Предпочел считать таковым себя. И если ты не против, так и останется.
– Конечно, – пролепетала Радка, хлопая глазами. Перед ней словно сложили две половинки яблока и вышло целое. Стало ясно, и почему мать не слишком любила её в детстве, и почему ругала за походы к колодцу – Радка постоянно как бельмо на глазу оказывалась в центре внимания, привлекая так любящих сплетни соседей к новой теме и задевая никогда не устаревавшую старую. О том, как в их семье родилась светленькая Радослава, не похожая ни на одного из родителей.
Не сразу, но Радослава сумела понять, что отчим – пока она не готова была снова называть его отцом, её любит по-своему.
