Зеленая простыня полностью скрывала его тело, осталось только лицо, совершенно целое, если не считать дырочки не больше шекелевой монеты на щеке. И запах разложения был в точности как запах его дыхания на ее щеке два года назад. Она много раз вспоминала этот момент. Еще рядом с фалафельной Аси сказал ей, что она не виновата, если у Семена воняет изо рта, но Орит все время чувствовала себя какой-то виноватой. Вот и сегодня, когда постучали в дверь, она должна была его вспомнить. Не то чтобы она выходила замуж миллион раз.
– Хочешь, мы на минуту оставим тебя наедине с мужем? – спросила капитанша. Орит помотала головой. – Можешь плакать, – сказала капитанша. – Правда. Нет смысла держать все в себе.
C закрытыми
Я знаю парня, который все время фантазирует. Что значит “все время”? Мужик по улицам ходит с закрытыми глазами. Однажды сижу в пассажирском кресле его машины, поворачиваю голову влево – и вижу, что у него обе руки на руле, а глаза закрыты. Прям реально с закрытыми глазами едет.
– Хаги, – говорю я, – так не пойдет. Открой глаза, Хаги.
А он продолжает ехать как ни в чем не бывало.
– Знаешь, где я сейчас? – говорит он мне. – Знаешь, где я сейчас?
– Открой глаза, – настаиваю я. – Прямо сейчас открой. Ну же, меня от этого трясет.
Чудо, что все это не кончилось аварией.
Чувак фантазирует про чужие дома, представляет себе, что они его. Про машины, про работы. Ладно про работы – про жен. Представляет себе, что чужие жены – его собственные. И про детей тоже. Про детей, которых видел на улице или в садике, про детей из какого-нибудь сериала по телевизору. Воображает их на месте своих детей. Часами. Будь его воля, он бы так всю жизнь провел.
– Хаги, – говорю ему я. – Хаги, очнись. Очнись и живи своей жизнью. У тебя суперская жизнь. Жена потрясающая. Дети отличные. Очнись.
– Отстань, не беси. Знаешь, с кем я сейчас? С Йотамом Рацаби, который служил у нас в штабе секретарем. С Йотамом Рацаби катаюсь на джипах. Только я, Йоти и малой. Авитар Мендельсон, это мальчик один, шалун, ходит с Амит в садик. Так этот Авитар, зараза, мне говорит: “Папа, я пить хочу. Можешь мне пива дать?” Понял, да? Ребенку еще семи нет. А я ему говорю: “Нельзя пива, Ави, мама не разрешает”. Его мама, то есть моя бывшая жена, – это Лилах Ядидья из школы. Красивая, как модель, клянусь. Красивая, как модель, но характер тяжелый. Характер жесть.
– Хаги, – обращаюсь я к нему с дивана, – это не твой ребенок и не твоя жена. Ты не разведен, чувак, ты счастливо женат. Открой глаза.
– Каждый раз, когда я привожу назад ребенка, у меня стоит, – продолжает Хаги. – Стоит, как корабельная мачта. Красивая она, моя бывшая жена, красивая, но характер тяжелый. Вот на это, на этот характер тяжелый у меня встает.
– Она не твоя бывшая жена, – говорю я, – и на самом деле ничего у тебя не стоит.
Я знаю, что говорю, он в метре от меня, в одних трусах. Ничего там не стоит.
– Нам
