style="font-size:15px;"> Но мужчины за стеклом мгновенно исчезли, и, обернувшись, Айрис увидела, что за окном никого нет.
Сочащийся в окна дневной свет медленно тускнел. Наступили ранние осенние сумерки, и девушки зажгли свечи и масляные лампы и подбросили в камин последнюю на сегодня порцию угля. Поужинали они, как обычно, хлебом и холодной подливой, а миссис Солтер с такой жадностью прикладывалась к своей бутылочке с опийной настойкой, словно это была материнская грудь. После этого лампы погасили и все разошлись по своим комнатам – хозяйка к себе, девушки к себе.
В постели Айрис прижалась к спине Роз и взяла ее за руку. Ободренная тем, что сестра не отдернулась, Айрис сказала:
– Прости, что убежала от тебя в парке.
– Ничего страшного. Я уже не сержусь.
– Помнишь, как мы мечтали о собственном магазинчике? – Она слегка сжала горячую ладонь Роз. – О том, как я буду раскрашивать жестянки для конфет и печенья, а ты будешь вышивать платки и салфетки?
– М-м-м…
– Что я сделала не так?
Роз не ответила, и Айрис поняла, что сестра уснула. Еще какое-то время она лежала неподвижно, чувствуя, как понемногу расслабляются напряженные пальцы Роз, потом выпустила ее руку и, встав с кровати, на цыпочках вышла из комнаты, бесшумно отворив заранее смазанную дверь. Спустившись по лестнице, она проникла в подвал, сбросила ночную рубашку и села рисовать. В подвале было холодно, и она вся застыла и побелела, как кролик, – Айрис видела это в зеркале, которое установила на бюро после того, как разложила перед собой бумагу и краски.
О холоде и сырости она, однако, скоро забыла. Краски послушно ложились на портрет, на бумаге возникали тени и полутени, и застрявший в горле комок понемногу рассасывался. Ожидая, пока краска немного подсохнет, Айрис прижала ладонь к животу чуть ниже груди и вновь почувствовала, как глубоко внутри нее что-то ворочается и трепещет. «Какая невоспитанность! – снова подумала она, вспоминая четырех мужчин, смотревших на нее из окна витрины. – Настоящие джентльмены не должны так пялиться на незнакомую женщину!» Айрис, однако, чувствовала, что ее гнев не так силен, как должно было быть в подобных обстоятельствах. Во взглядах мужчин ей почудилось что-то вроде безмолвного одобрения или даже восхищения, и это не могло ей не польстить.
Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Айрис решила думать о спящей наверху сестре, но сама не заметила, как вспомнила о подсмотренном свидании – о том, как бледные ягодицы Роз терлись о грубую шерсть мужских брюк, вспомнила синяки, оставленные на ее бедрах мужскими пальцами.
Лежавшая на подвздошье рука замерзла. Айрис опустила ее ниже, зажав между ног, и вновь ощутила внутри странное, тянущее чувство. Что это могло быть, она понять не успела: за ее спиной скрипнула, отворяясь, дверь, и Айрис, подскочив от страха, потянулась к сброшенной ночной рубашке и прижала ее к себе.
– Я… я… – лепетала
