оковам каторжника, оставляют в душе неизгладимый след, рождают в ней преждевременное равнодушие к чистой, свежей… любви»[59].
Но пока что любовное желание отгоняло все сомнения.
В том же письме к госпоже де Берни – всего несколькими строками ниже – он задает множество нежных вопросов. Гуляет ли она на лугу? Бывает ли в саду? Сидит ли на их скамье? Выходит ли за живую изгородь? Играет ли на фортепьяно, поет ли? Когда он писал это письмо, Сюрвиль рядом с ним напевал: «Как медленно теченье дней». Великий боже, как он фальшивил! И какое холодное небо в Нормандии!
Когда Бальзак проездом оказался в Париже, его перехватил там Шарль-Александр Полле, издатель и книгопродавец; он предложил ему подписать договор на два романа: «Столетний старец» и «Арденнский викарий», каждая из этих книг будет выпущена в количестве тысячи экземпляров, за что автор получит две тысячи франков, из них – шестьсот франков наличными, так сказать, «звонкой монетой», а остальные – векселями сроком на восемь месяцев. Таким образом, дела обстояли не так уж плохо. Но оба произведения надо было вручить издателю не позднее первого октября. Между тем Бальзак оставил рукопись «Викария» в Байе: супруги Сюрвиль, не сомневавшиеся в собственных талантах, собирались работать над нею.
Бальзак – Лоре Сюрвиль, Вильпаризи, 14 августа 1822 года
«Итак, у нас остается сентябрь месяц для работы над „Викарием“. Боюсь, что каждому из вас невозможно писать по две главы в день, а ведь только в этом случае я получу „Викария“ к 15 сентября; но и тогда у меня будет всего две недели для переделок и исправлений. Посоветуйтесь между собой… Если вы хоть немного меня жалеете, непременно пришлите в срок этого чертова „Викария“, а коли вы думаете, что я вас ввожу в заблуждение, то я пришлю договор, подписанный с Полле: там предусмотрена неустойка, если книга не увидит свет в ноябре по вине автора… Пожалуй, такой нечеловеческий труд тебе не по силам, Лора. Не думаю, что ты можешь писать по шестьдесят страниц романа в день. Впрочем, если справитесь, если вы мне твердо обещаете прислать рукопись к 15 сентября, – в добрый час! Но если 17 сентября у меня ее еще не будет, то, памятуя о проклятой неустойке, я сам примусь за дело: как вам известно, написать роман для Полле можно и за месяц».
Между тем семейство Бальзак собиралось уезжать из Вильпаризи. Владелец дома, кузен Антуан Саламбье, продал свою недвижимость брату, Шарлю Саламбье, а тот вознамерился увеличить арендную плату до пятисот франков в год. Возмущенные Бальзаки решили вновь перебраться в столицу. Подыскали подходящую «нору» на улице Руа-Доре, где молодому писателю была выделена отдельная комната. Однако Эдуар Малюс доживал последние дни, и его нельзя было тронуть с места. Прикованный к своему креслу, больной учился вышивать. Бернар-Франсуа, напротив, чувствовал себя превосходно, и его остроты вызывали бурные приступы смеха у Оноре. Госпожа Бальзак, как всегда энергичная и деятельная, то и дело ездила в Париж «обхаживать» приятельницу со
