style="font-size:15px;"> От книг и алтарей,
От общей медицины,
Религии, царей.
Я рвусь в пределы неба
От жертвы и ножа,
От каравая хлеба,
И облика пажа.
Я рвусь к пределам синим,
Чем больше, тем сильней,
Черты теряя линий, —
И все темней, темней…
Сменяются дни ночью,
Сменяет ночи день,
Но мы идем на ощупь,
Приняв себя за тень.
Мы движемся кругами,
Мы движем мир вокруг,
Мир – вдоль земных окраин
Не разжимает рук.
Мы жмемся в колыбели,
Мы жмем наш кулачок —
В незащищенном теле
Дыхания клочок.
Мы прирастаем к небу,
Мы прирастем к весне,
И в аромате вербы
Продолжим жить во сне.
Мне кажется, что я хожу во сне,
Продольны дни в невстречном расстоянье,
И тени уползают по стене,
В окне застряв, как шалое признанье.
Что прошлое мерещится мечтой,
Скользящей ветром в злое поднебесье,
Прикрывшись затухающей звездой,
И начертаньем, проведенным бесом.
Что в нынешнем краю горит земля,
Сияя под дрожащими ступнями,
Но ведь проснусь когда-нибудь и я,
Чтоб целовать печатными устами.
Признаться – вновь забыть; и жить впервой
Жестоким повтореньем древних сказок,
И локон мой шепнет над головой,
Что мы одни избавились от масок.
Что краски смыли ночи шелуху,
Что в аромат цветов проникла зависть,
И только миг мир будет на слуху,
Не вняв язык, как мнимый иностранец.
Под говор хриплый в скважине замка,
Я не очнусь в дожде под стук и ругань,
Неторопливый, сяду у окна,
Считая сны под шум воды и уголь.
Ни фотографий, ни лица,
Ни воли черствой черта.
Ни рамок тесных, ни венца
Во вкусе злого сорта.
Нет влажных писем без конца,
Ни дерзких валентинок,
Где замыкают шаг творца
В словесный поединок.
И тени на асфальте нет,
Да в окнах отражений,
Хотя бы тонкий силуэт,
И след от привидений.
И в слое пыли пальца нет,
Сползет кривою почерк.
Без сообщений и замет.
В квартире – четкий прочерк.
Или как призрак, или дух,
Не след,
