она уходит из моей жизни, что у нее другие интересы, другая компания и увлечения. Я не знал, почему я перестал устраивать ее, но реальность была такова. Конечно, я звонил ей. Она всегда была рада слышать меня. Часто она не брала трубки. А иногда плакала и говорила, что ей так плохо, потому что некому помочь с той или иной псевдо-бедой. Я успокаивал ее, предлагал пути решения проблемы. Ксюша все отметала. Мне кажется из-за некой вредности. Такое бывает, когда пытаешься помочь человеку, а он тебе в ответ говорит, что все неактуально, все плохо. Утомившись решением нерешаемых бед, ты говоришь ему, чтобы он шел к черту. После этого решение сразу же находится. Практически сразу. Я сделал вывод, чем больше пытаешься помочь, чем больше человек понимает, что о нем беспокоятся, тем больше понимаешь, что тебя будут использовать, морально уничтожая. Но это же Ксюша! Мой самый близкий друг.
Олеся проводила со мной времени гораздо больше, чем раньше. И погулять, и поцеловаться, и похулиганить – завсегда пожалуйста. Так думал я, пока в один летний денек мы в очередной раз не остались у меня, нежась поцелуями в постели. С поцелуями у меня уже не было глобальных проблем. Я понял, для чего это надо. Мне понравились ощущения, которые я испытывал в моменты соприкосновений наших губ.
Понимая, что еще чуть-чуть и я не смогу остановиться, я прекращал поцелуи и старался мысленно абстрагироваться от того, что происходит с моим организмом. Так же, как и в тот денечек. Понимая, что поцелуй заходит за призрачные рамки, я остановился под предлогом перекура.
Я курил, с улыбкой рассматривал лицо Олеси и понимал, что оно ничего не вызывает во мне, кроме теплых чувств. Олеся положила ноги на табуретку и насупившись сморила на меня. Я не понимал ее взгляда. А потом она начала говорить. Я был поставлен перед выбором: либо у нас прямо сейчас произойдет секс, либо мы больше не общаемся. Почему? Почему это так странно звучало для меня? Я не хотел, чтобы мне ставили ультиматумы. А я уже успел заметить, что люди любят кидаться ультиматумами, как навозными шариками. Как неприятно, когда тебя ставят перед выбором. Неважно какой выбор: умри или живи, или переспи со мной или уйди. Почему я должен делать именно так? Почему никто не спрашивает, если ли у меня альтернативы?
Услышав брошенный ультиматум, я опешил. Я уже не хотел вникать в его смысл, в значение сказанных слов. Мне ведь никто не дал объясниться. Никто не спросил, почему я прервал поцелуй и отстранился. А ведь все на самом деле так просто: я был девственником. Олеся – девственница. Я не знал, что с собой делать, не то, что с ней. Ей было легко сказать переспи со мной, либо расходимся, но она не предложила взять инициативу на себя. Она переложила на меня ответственность и словно смеялась мне в лицо.
Я озадачился. Опешил. Растерялся. Вот так, живешь, радуешься, даже не догадываешься о том, что человек вынашивает ультиматум. Неприятно. И в моем случае совсем не сексуально. Я, конечно, поинтересовался, почему я столкнулся именно с таким поведением. Зачем ей это надо? Почему прямо сейчас? Я всегда был
