style="font-size:15px;"> Увидя больного, священник отделился от толпы и подошел ко мне. Отец мой, лютеранин, не знал, что это был отец Иоанн Кронштадтский. «Что это, болящий?» – спросил священник. «Да, батюшка, – сказал отец, – вот видите горе какое, ослеп мальчик, уголь в глаз попал». «Ничего, будет здоров», – сказал священник и резким движением сорвал мою повязку.
Я увидел перед собою худенького небольшого священника, уходящего с толпой. Зрение мое было совершенно ясно и осталось таким на всю жизнь.
Когда мы вернулись домой, взволнованный отец стал рассказывать матери о происшедшем. Вдруг я посмотрел в окно и увидел в саду соседней дачи выходившую толпу народа и перед ней священника.
«Мама, вот этот батюшка!»
«Да ведь это отец Иоанн Кронштадтский!» – сказала мать. Она была православной и очень религиозной.
Показание мое важно потому, что в нашей семье и в родстве православных очень мало – все родство отца лютеранское, и даже близкий родственник отца Беренс был суперинтендант лютеранской церкви.
После моего исцеления вера в отца Иоанна Кронштадтского была у всей нашей семьи безграничной.
Рассказ Евгения Вадимова, 1929 г.
Госпожа О-ва, вполне здоровая и видная женщина, уже имевшая троих детей, была еще раз беременна и готовилась стать матерью следующего ребенка.
И вдруг что-то случилось. Женщина почувствовала себя скверно, температура поднялась до сорока, полнейшее бессилие и незнакомые ей дотоле боли нестерпимо мучили ее в течение уже многих дней.
Были вызваны, разумеется, лучшие врачи и акушерские светила Москвы, в коих, как известно, никогда не было недостатка в городе пироговских клиник.
«Не дай Бог, что творится у дяди! – сказал мне утром Саша Т., встретившись со мною как всегда в полковом манеже, на офицерской езде. – Лиза при смерти. Вчера был консилиум профессоров… Если сегодня не сделают какого-то кесарева сечения и не вынут из нее труп младенца – Лиза умрет. Дядя в отчаянии, мама сидит неотлучно у них, в доме – ужас и смятение…»
После окончания ежедневных занятий в полку мы с Сашей взяли первого попавшегося лихача и помчались к О. Уже по тому, как встретил нас в нижней прихожей дворецкий, было видно, что горе и ужас вместе царят в эти минуты в доме.
«Пока все по-старому… – шепотом сообщил нам старый слуга. – Барыня вся в жару и в бесчувствии… Только резать себя сегодня не дозволили… Просят сначала батюшку из Кронштадта. Послали телеграмму».
Вечером того же дня из Кронштадта пришла краткая депеша:
«Выезжаю курьерским, молюсь Господу. Иоанн Сергиев».
Отец Иоанн Кронштадтский уже и раньше хорошо знал семью О. и бывал у них в доме во время своих проездов через Москву. Вызванный телеграммой, он уже на другой день около полудня вошел в квартиру О. на Мясницкой, в которой к этому времени собралась целая толпа родственников и знакомых, покорно и благоговейно ждавших
