то есть внешность, платье и изящные манеры, – но теперь не сомневался, что если кто-нибудь из присутствующих и пал жертвой затяжной тревоги, то именно Карен Хэммонд.
Во взгляде Полин Конрой на женщину, прелесть которой резко контрастировала с ее собственной яркой и броской красотой, внезапно мелькнула враждебность.
– Почему? – резко спросила она.
Тонкие пальцы правой руки Карен Хэммонд нервно крутили украшенное искусной резьбой золотое колечко на безымянном пальце. Ответила она нехотя:
– Все это… так ужасно. Теперь все иначе, когда Лидия… мертва. Будут допросы… огласка. К нам съедутся газетчики, начнут задавать вопросы, совать всюду нос, следить за каждым нашим словом и шагом. Неужели вы не понимаете? Если мы не отменим пьесу, о ней наверняка напишут в газетах. Решат, что это интересный материал… захотят выяснить, чем занималась в постановке она, кто займет ее место и прочие детали. В итоге все будет выглядеть… сомнительно.
– С какой стати? – холодно возразила Полин Конрой. – Допустим, газеты действительно узнают о пьесе и пожелают подготовить о ней материал. Реклама – как раз то, что нам требуется. Мы ведь мечтаем, чтобы пьеса имела успех, верно? Знаем, что и Лидия хотела того же самого. А что касается газетчиков, задающих всевозможные вопросы, – голос приобрел оттенок злого ехидства, – нам незачем бояться их. Ведь нам же нечего скрывать – никому из нас, так?
Последний вопрос прозвучал как вызов. Еще чуть-чуть – и шпага была бы выхвачена. Карен Хэммонд замерла. Опять возник тик, порожденный смятением, ее лицо под загаром побелело.
– Конечно! Я совсем не это имела в виду. Просто мне хотелось избавиться от лишних бед, каких у нас и без того немало. Я думала, так будет лучше для всех – для нас, присутствующих здесь, для мистера Воэна и мистера Шеннона… и для мистера Галески.
По тому, как выжидательно и виновато Карен Хэммонд произнесла последнюю фамилию, стало ясно, что она ждет реакции на нее.
И она не ошиблась. Глаза Полин Конрой полыхнули гневным огнем, прежде чем она сумела сдержаться и благоразумно скрыла его, опустив длинные ресницы.
– По-моему, – выговорила она губами, которые вдруг утратили свою манящую пухлость и превратились в тонкую жесткую линию, – мистер Галески вряд ли откажется отвечать на вопросы, какими бы они ни были – и кто бы их ни задал.
Последние слова она подчеркнула так, что было понятно: она имела в виду Скотленд-Ярд. Враждебность между двумя женщинами нарастала.
Пол Расселл подался вперед и сделал жест рукой:
– Разумеется, он не откажется. Серж готов помочь всем, чем может, так же как и мы.
Предостерегающий звоночек эхом отдался в голове Мордекая Тремейна. Но прежде чем он сумел уловить смысл происходящего, успел надежно приколоть его к воображаемой стене у себя в голове, все уже прекратилось. Расселлу удалось разрядить обстановку.
