перестали интересовать.
Мы с тобой, Племяшка, давным-давно не виделись. Много лет даже не переписывались. К тому, как сама понимаешь, были причины. Отъезд на ПМЖ за рубеж, а тем более, в Израиль, легко мог стать в те годы свинской засадой для остающихся в Союзе родственников. Мы с Георгием, боясь навлечь неприятности, решили до лучших времен полностью исключить себя из вашей жизни, чтобы ненужные подробности не отягощали тебе соответствующих граф в кадровых анкетах. Кажется, это удавалось, даже когда такие вещи имели значение. Потом это вообще потеряло всякий смысл. Нет, пожалуй, не всякий, а тот негативный общественно – политический, таящийся в ответе на вопрос, есть ли родственники за границей. Смысл остался скорее уж позитивно – практическим и сугубо индивидуальным. Кого хочешь, приглашаешь в гости и ездишь куда хочешь. Во жизнь наступила! Кто бы мог подумать?!
А в Израиль я попала лишь сравнительно недавно, и то, как турист. А тогда мы застряли в Австрии, потом через Италию перебрались в Канаду и задержались в Штатах. Ну, а дальше наши судьбы с моим мужем, твоим обожаемым дядькой, разошлись. Я вернулась в Европу, а Гий остался в Америке, найдя там отличную работу.
Лиза начала письмо почти сразу, как они с Гошкой приехали сюда, начали обживать дом и окрестности. Тогда еще он прилично себя чувствовал, и они выходили и в соседний ресторанчик, и к морю, съездили пару раз на рынок в ближайший городок, где кроме горы фруктов, овощей, десятков сортов сыра и ветчины, продавались сувенирные изделия из керамики, кожи и металла. Они накупили тогда всякой всячины, а еще картину местного художника «Фиеста в Севильи». Ее «выудил» Гошка, обходя рыночный биенале растянувшийся вдоль набережной. Картину повесили на стене прямо над столом, за которым Лиза обычно сидела в старом кресле ночью, безуспешно борясь с бессонницей.
Теперь, когда Георгий с трудом проходил уже расстояние от своего дивана в спальной до гостиной или кухни, казалось невероятным, что они смогли побывать в Гранаде и Севилье и даже смотаться в Марокко. Вообще-то, отсюда близко, всего полчаса на пароходике через Гибралтар.
Болезнь развивалась стремительно и свирепо, не оставляя ни малейшего шанса на чудо выздоровления. От химиотерапии Георгий сразу отказался, да и врачи откровенно, как это принято на Западе, сообщили, что болезнь запущена, и «химия» здесь почти бессильна, хотя, возможно, продлит ему немного жизнь.
Георгий вел довольно регулярную переписку с племянницей по электронной почте и рассказывал Лизе новости о жизни Ольги. А благодаря российскому телеканалу, который они отыскали среди двух сотен европейских, появилась возможность лицезреть родственницу на экране.
Племяшка стала известным и модным психологом по проблемам взаимоотношения полов. У нее была постоянная рубрика в одном из толстых столичных журналов, ее часто приглашали поучаствовать в радио – и телепередачах в качестве эксперта – консультанта
