вторгшегося в их мир. И когда этот день наступит, ему останется лишь молиться о том, чтобы духи не были слишком голодны.
Голодны… Плоти…
Трель дверного звонка прозвучала так неожиданно, что Дашутин подпрыгнул в кресле и выругался.
– Плоти! – покачивая головой, он пошел в коридор. – А хрена на постном масле отведать не желаете?
Перед дверью Платон остановился. Воображение быстро нарисовало дикую картину: стоящий на крыльце ботинок, нетерпеливо давит шнурком-щупальцем на кнопку звонка. Чушь собачья! Хотя… Гоголь описывал подобную ситуацию. Майору Ковалеву, правда, пришлось иметь дело с носом. Сбежавшим, черт подери, носом! В случае Платона ботинок, не сбегал, а наоборот вернулся. Что же делать? Открыть дверь, впустить блудного сына и следуя примеру библейского папаши, зарезать упитанного тельца? Нет уж! Никаких тельцов! Дашутин рванул дверцу стенного шкафа и снял с крючка охотничье ружье. Если за дверью на самом деле окажется ботинок, порция крупной дроби превратит его в клочья! Платон поудобнее устроил палец на спусковом крючке, опустил ствол вниз. Туда, где, по его мнению, должен был находиться ботинок и отодвинул засов свободной рукой. Дверь бесшумно открылась. Вместо ботинка на крыльце стоял мужичок в рваной, местами прожженной телогрейке. При виде Платона с ружьем, он улыбнулся, обнажив черные черенки сгнивших зубов.
– Вы Дашутин будете?
– Я. Что надо?
Бомж, которых в округе было хоть пруд пруди, просительно прижал ладонь к груди.
– Пол-литра!
– Чего?! – Платон испытал невообразимое облегчение. Никаких ботинок. Просто бродяга, у которого с похмелюги поехала крыша. – Иди, проспись!
Дашутин толкнул бомжа в грудь и тот не скатился со ступенек только потому, что успел вовремя схватиться за перила.
– Зачем толкаться? – пролепетал мужик, ошарашенный таким приемом. – Если обувка без надобности, так и скажите. А то – толкаться…
– К-к-кая обувка? – теперь на перила, опасаясь грохнуться в обморок, оперся уже сам Платон.
– Та самая, что сегодня возле нашей свалки потеряли, – рука бомжа скользнула внутрь грязной холщовой сумки. – Вот, держите. Нам ваш ботинок без надобности. Поскольку один.
Дашутин принял из рук доброжелателя проклятый ботинок и, не говоря ни слова, закрыл дверь. Полуботинок, не горевший в огне и свободно перемещающийся по дому, вернулся. Он мог бы сделать это и без посторонней помощи, но посчитал, что доставка «а-ля бомж» будет быстрее. Все просто, как табурет.
Передвигаясь на ватных ногах, Платон прошел в кабинет, поставил ботинок на письменный стол.
– Скучал без меня?
Облепленный засохшими лепестками квашеной капусты ботинок молчал. Дашутин хищно улыбнулся и погрозил недругу пальцем.
– Значит, не желаем расстаться по-хорошему? Будет по-плохому, парень!
Платон
