style="font-size:15px;"> Полосухин с трудом оторвал голову от подушки, посмотрел на часы. Был уже полдень, за окном оживленно шумел трудолюбивый город, население которого давно проснулось и, позавтракав, разошлось по своим рабочим местам. А Полосухин снова валял дурака. Он вздохнул и поплелся в ванную. Посмотрел на себя в зеркало и брезгливо сморщился:
– Ну и рожа!
Да уж: на него уставился небритый тип с одутловатой физиономией и пудовыми мешками под глазами. Он тоже смотрел на Полосухина с отвращением. Полосухин вздохнул и стал с ожесточением елозить зубной щеткой во рту. И вдруг понял, что тот Полосухин, который в зеркале, продолжает смотреть на него с той же брезгливой ухмылкой. Но зубы при этом не чистит.
Полосухин потряс головой, зажмурился, опять открыл глаза. Тот, в зеркале, продолжал его презирать.
– Ч-черт, уже глючить начал, – пробормотал Полосухин, выронив изо рта щетку. Он потянулся трясущейся рукой к зеркалу, ожидая аналогичное движение своего отражения. Тот, в зеркале, молча помотал головой и своей руки к руке Полосухина не протянул.
– Ты кто? – испуганно спросил Полосухин.
– А то не знаешь, – въедливо сказал визави голосом Полосухина. – Совесть твоя!
– А почему я тебя раньше не видел?
– Терпение лопнуло. Погляди, на кого ты стал похож!
Полосухин непроизвольно огладил свою одутловатую колючую физиономию.
– Что, не нравлюсь? – спросило отражение ехидно. – А представь, что скажет Люся, когда увидит такого красавца… Впрочем, не увидит. Она уже давно с другим. Надоел ты ей.
– А ты откуда знаешь?
– Я не только это знаю. Ты когда в последний раз был на работе?
– Ну, неделю назад. Так я же взял без содержания.
– Взял неделю, а пьешь уже три.
– Не может быть! – усомнился Полосухин. – Шеф меня бы уже давно вытащил в контору.
– Он был здесь, – объявила Совесть. – Да только ты у него сначала сто баксов занял, а потом с лестницы спустил. Так что нет у тебя больше работы. Ничего у тебя нет.
– А ты?
– И меня нет!
Изображение сделало Полосухину ручкой и медленно растаяло.
– Ах, ты так! – взбесился Полосухин, схватил с полочки флакон одеколона и запустил им в зеркало. Оно треснуло и верхняя половинка его со звоном осыпалась на кафельный пол. Полосухин еще и злорадно плюнул в оставшуюся часть зеркала, повернулся и сделал шаг к выходу. И в следующий момент вылетел из ванной как пробка. Потому что ему кто-то дал здоровенного пинка. Оставшегося осколка стекла как раз хватало, чтобы из него протиснулась чья-то нога с этим самым пинком.
– Это что же, выходит, что моя совесть, то есть я сам себе, дала… дал пинка? – горестно бормотал Полосухин, сидя на полу и поглаживая ушибленную часть своего непутевого организма. – А что может быть дальше? Все, завязываю с таким образом жизни!
И ведь
