А не то, что некоторые…
Участковый укоризненно посмотрел на Пальчикова и выкатился за дверь.
Слышно было, как почти уже капитан Махмутко ожесточенно затопал по лестнице вверх. К квартире того самого Филикиди.
– Что вы ему наговорили про человека, Евлампия Аркадьевна? – с некоторым недоумением, смешанным со страхом, спросил Пальчиков.
– Все, что знала, – мстительно заявила теща. – Ибо не фиг! А уж знаем я и мои подруги, молодой человек, очень много. В том числе и про вас! Уж поверьте мне.
– А я-то тут при чем? – стушевался Пальчиков.
– Ладно, ладно, вам пока не о чем беспокоиться, – утешающе сказала Евлампия Аркадьевна. – Вам еще ой как далеко до этого жулика Филикиди! Подумаешь, колеса у него открутили! А ты не ставь машину на газон!
Музон
«Бух-бух… Бух-бух-бух!», да «Дзинь-дзинь… Дзинь-ля-ля!». Мертвого поднимет, где уж тут живому заснуть.
Пенсионер Бурдынюк уже и звонил соседям снизу Куроедовым по телефону, и сам к ним приходил с просьбой сделать музыку потише, и участковому жаловался, да все без толку. Соседи только посмеивались над ним: «Давай, дед, к нам, мы и мочалку тебе подберем, и оттягиваться научим».
А вчера, когда Куроедовы, наконец, угомонились, он выждал для верности еще часок и в районе шести утра приступил к осуществлению мести. «Пусть-ка побудут в моей шкуре, авось, поймут чего!» – злорадно подумал Бурдынюк, и с силой стал водить заранее припасенной железной трубой по ребрам батарей отопления как раз над спальней соседей, а для верности еще и над залом – на тот случай, если у них кто заночевал.
Он бегал от батареи к батарее, нарочно усиленно топоча и издавая дикие вопли. Бурдынюку тут же стали стучать все соседи, кроме нижних.
– Ничего, потерпите! – злорадно кричал Иван Петрович, продолжать грохотать батареями. – Терпите же Куроедовых, хоть бы одна сволочь на них пожаловалась, кроме меня!
Когда праведный гнев Бурдынюка уж стал стихать, да и сам он порядком притомился, в дверь настойчиво позвонили. Иван Петрович пошел в прихожую, прихватив на всякий случай с собой и железяку, при помощи которой только что устроил грандиозную какофонию.
На пороге стоял глава семейства Куроедовых, Антон. Всклокоченная шевелюра, мятые брюки говорили о том, что он уже успел поспать. Но совсем немного, поскольку физиономия у Антона была совершенно пьянющая и веселая.
– Слышь, чудило! – развязно сказал он Ивану Петровичу.
– Сам чудило, – дерзко ответил ему Бурдынюк, подуобнее перехватывая трубу. – Ну, и чего тебе?
– Ты это… Погромче бы свой музон сделал! Или дай диск на время, а? И ваще, что это за группа у тебя? Мы такую еще не слышали: так торкнуло, что все мои гости уже на ногах! Похмелились и снова пустились в пляс. Ну так что, дашь диск, или как?
Бурдынюк
