народных трибунов, как в следующем случае: «Тиберию Гракху дольше пробыть у кормила республики помешала незаслуженная насильственная смерть. Подобная участь постигла Гая Гракха, внезапно вырванного из лона государства, героя и непоколебимого патриота. Сатурнин, жертва вероломства, злодейски лишен жизни. О Друз, твоей кровью забрызганы стены твоего жилища и лицо твоей матери. Сульпицию только что шли на любую уступку, но вскоре [его] не только лишили жизни, но даже погребения» (IV: 22). Все перечисленные персонажи в разное время были народными трибунами и пролили кровь за свои политические убеждения. Надо понимать, что автор риторики сознательно подбирал наиболее актуальные для своего корреспондента примеры.
Нельзя не отметить и того факта, что автор «Риторики» относится к своему адресату не как к патрону (что было бы неудивительно, если учесть, что среди римских риторов было немало людей незнатных, а порой и вообще происходивших от вольноотпущенников и даже рабов) или клиенту (что вовсе невозможно), а только как к более старшему по возрасту коллеге. И в начале, и в конце книги автор подчеркивает, что их с адресатом связывают узы дружбы и даже родства. Следовательно, положение самого автора в римском обществе можно считать обеспеченным и участие его в политической жизни несомненным.
«Даже если в ораторстве мы еще не достигли цели, нам будет только немногого не хватать для совершенства», – эта строка последнего параграфа четвертой книги, на наш взгляд, ясно указывает как на то, что автор трактата сам рассматривал риторику в качестве средства достижения успеха в политической карьере, а не дела всей своей жизни, что было бы естественно для профессионального ритора, так и на то, что сам себя он в тот период отнюдь не считал непревзойденным мастером в искусстве риторики. И впоследствии, например, в речи в защиту поэта Архия Цицерон указывал, что он «никогда не был всецело предан одному только этому занятию»: риторика постепенно стала для него делом жизни, после того как не оправдались надежды продолжить играть видную роль в римской политической жизни по окончании консульства.
Оба этих соображения не противоречат нашей версии о личностях автора и его адресата и подкрепляют точку зрения о дате написания «Риторики». Как представляется, молодой Цицерон мог написать трактат в период 78–76 гг. до н. э., во-первых, для того чтобы упорядочить собственные знания в риторике (автор этих строк со своей стороны свято убежден, что лучший способ глубоко изучить предмет, который преподаешь – написать по нему учебник), во-вторых, чтобы заручиться поддержкой в предстоящей политической карьере влиятельного лица, как теперь принято говорить, «действующего политика», который буквально пару лет тому назад занимал высокий пост народного трибуна, а через него и могущественного клана Метеллов, к которому Гай Геренний, насколько можно судить, был близок. Очевидно, за период своего трибуната Геренний ощутил недостаток ораторских способностей и обратился за помощью к набиравшему известность
