а он за ним все равно наблюдать будет.
– А к чему это? – не понял Ерохин.
– К тому, о чем мы только что говорили: кто-то ломается, а кто-то честным человеком остается. Зашел Роберт Васильевич в каморку, а там на стенах стихи записаны. Роба потом вызвал поэта к себе и заставил смывать, но прежде один стишок себе в книжечку записал – понравилось оно ему. Мне потом показывал, и я даже выучил немного. Хочешь, прочту?
Сергей кивнул.
Тарасенко прокашлялся, потом оглянулся, не слышит ли кто посторонний, и продекламировал:
Жизнь проходит, что ты с ней ни делай,
Забываю и друзей, и даты.
С неба снег слетает чистый белый,
Я и сам таким же был когда-то…
Они подошли к помещению опорного пункта. Заходить внутрь Ерохину не хотелось. Но расставаться так просто было бы неудобно. И он спросил:
– А другие стихи там были?
– Были, но Роберт не стал записывать. Говорит, что про Васильевский остров, про смерть… Перепугался, видать, парнишка.
– Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, – вспомнил Ерохин, – на Васильевский остров я приду умирать…[1]
– О-о! – оценил участковый. – Да ты, я смотрю, в поэзии разбираешься.
– У меня тетка родная хорошие стихи любит. Наизусть их учит, мне читала в детстве.
Тарасенко вздохнул и посмотрел на подсвеченное огнями города небо.
– Ты-то местный, с Васькина острова, а я с Донбасса. Там и родители лежат, и та прядильно-ниточная фабрика. И первая любовь, которая провожала меня на службу во внутренние войска и обещала ждать. Я так и не вернулся. Тебя кто-нибудь ждет сейчас?
Сергей покачал головой. Участковый посмотрел на него внимательно, а потом протянул руку.
– Все равно иди. Удачи тебе. А вообще, так не должно быть, чтобы мужчину никто не ждал.
Возвращаться к тетке не хотелось – особенно после слов Тарасенко.
Когда-то у него действительно был дом, куда стремилась душа, где ждала его любимая женщина. А сейчас не было ничего, только тяжесть на сердце.
Подумав об этом, Сергей потрогал левую сторону груди, вернее, внутренний карман куртки, в котором лежал «ПМ», отобранный у Калошина.
Зачем ему пистолет?
Понятно, что в хозяйстве и пулемет пригодится, но, с другой стороны, если на «ПМ» убийства, как объясняться потом в полиции? И сдавать его нельзя по той же причине. Кто поверит, что бывший мент нашел оружие на улице?
Ерохин свернул в сторону Малой Невы, очень скоро пересек Уральскую улицу, дошел до покосившихся металлических ворот, протиснулся между кривых створок, стянутых ржавой цепью, оказался на территории бывшего судоремонтного заводика, где теперь лежали кучи мусора, и двинулся мимо полуразрушенного кирпичного корпуса к реке.
Оказавшись
Иосиф Бродский.
