кроткой государыни Елисаветы и ее пусть легкомысленных, но не злотворных подруг. Россия – единственная страна мира, где не существует освященного законом смертоубийства, называемого смертной казнью. И еще: сколько лет русские уже ни с кем не воюют, когда европейцы беспрестанно бьются между собою. Ведь и нынешняя война, в которую Россия вступила единственно из союзнической верности, то есть по призыву чести, является войной разве что по названию. Дерутся пруссаки, австрийцы, британцы, французы, саксонцы, а мы лишь шлём королю Фридриху укоризненные манифесты и даже вон ведем миролюбивые беседы с его адъютантом.
Да хоть бы вспомнить и гисторию человеческого рода! Ученые авторы пишут, что матриархальная эпоха длилась много протяженнее патриархальной, а если о том не сохранилось упоминаний в анналах, то лишь потому, что в те времена ничего не происходило, сиречь никто никого не завоевывал, не строил пышных градов, не плавал за моря, не делал новоизобретений. И кому от того было хуже? Не являлся ли матриархат тем самым мирным, златым веком, о котором ныне вздыхают философы и мечтатели? И нужен ли людскому роду так называемый прогресс, если платить за него надобно кровью, муками и горем?
Эта идея, противоречившая всем привычным убеждениям адепта Просвещения, настолько потрясла Луция, что он позабыл о Мавре Егоровне и ее чиновном госте, ныне обсуждавших будущность лиценциата. Споря сам с собою – что лучше: прогресс или гармония – он перемещался мыслями то в дальнее прошлое, то в дальнее будущее и чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда большие напольные часы вдруг начали бить полдень.
Почти в ту самую секунду, словно по сговору с хронометром, в кабинет вошла Хавронская. Она была без маски, сильно посвежевшая и помолодевшая.
– Все устроено, – объявила графиня. – Степан Федорович нынче же запишет тебя гвардии прапорщиком. Пока шьется мундир и собирается прочая экипировка, станешь подпоручиком, к рождеству получишь поручика, а дальше уж как себя покажешь на службе.
– Как я могу себя показать на службе, ежели не имею понятия о фрунте и воинских упражнениях? – пробормотал Луций, сообразив, что за гисторическими рассуждениями так и не написал своей декларации.
– Не на той службе, дурачок. На настоящей. – Мавра Егоровна поманила его пальцем. – Я вот красу восстановила, кофею попила и снова жива. Пойдем-ка в опочивальню. Порадуешь рабу божью.
Так вот в чем суть матриархата, открылось Катину. Когда не мы их, а они нас. Однако недостойной цивилизованного человека мысли наш герой устыдился и пошел на зов благодетельницы. Как было не пойти?
– Ну вот что, – объявила графиня, вволю нарадовавшись. – Передумала я. Не повезу тебя к матушке. Грех мне, скареднице, но не отдам тебя ей. Себе оставлю. Сейчас мне ехать во дворец, так я скажу, что лиценциат оказался пригож, да не гож. Авось позабудет про тебя, память у нее недлинная. А еще я подумала – прав ты. Незачем тебе вступать в гвардию. Будешь во дворце караул нести – обязательно попадешься ей на глаза. Она таких статных,
