к лицу, словно некую святую реликвию. И снова на него хлынула волна чарующего аромата, головокружительный запах женщины. Намотав волоски на палец, Хэл снял их с расчески и с благоговением сунул в карман грязной, провонявшей потом рубашки.
В это самое мгновение до него донесся тихий, но душераздирающий всхлип из-за яркой китайской ширмы в другом конце каюты.
– Кто здесь? – резко спросил Хэл, поднимая саблю. – Выходи, а то живо проткну!
В ответ раздался еще один всхлип, более пронзительный, чем предыдущий.
– Ради всех святых, я не шучу!
Он быстро направился к ширме.
Ударив по ней саблей, юноша рассек одну из ее расписных створок. От силы его удара ширма перевернулась и упала на пол. Послышался пронзительный визг, и Хэл замер, разинув рот, при виде изумительного существа, испуганно стоявшего на коленях в углу.
Женщина закрыла лицо руками, но пышная масса ее сияющих волос, упавших на пол, сверкала, как только что отлитый золотой эскудо, а юбки, расстелившиеся вокруг, были цвета крыльев синей ласточки.
– Прошу, мадам… – прошептал Хэл. – Я не хотел вас пугать. Пожалуйста, не надо плакать.
Его слова не возымели эффекта. Женщина явно их не поняла. Вдохновленный моментом, Хэл перешел на латынь:
– Вам нечего бояться. Вам ничто не грозит. Я не причиню вам зла.
Сияющая головка поднялась. Теперь женщина поняла его. Он посмотрел на ее лицо, и это было равносильно удару картечи прямо в грудь. Боль оказалась настолько сильной, что Хэл громко, судорожно вздохнул. Он никогда и не думал, что на свете может существовать подобная красота.
– Сжальтесь… – жалобно прошептала женщина на латыни. – Прошу, не делайте мне ничего плохого…
Ее глаза были влажными, но слезы только добавляли ей очарования и усиливали необычный фиолетовый цвет этих глаз. Щеки женщины побледнели так, что походили на полупрозрачный алебастр, и слезы скатывались по ним, как крошечные жемчужинки.
– Вы прекрасны, – произнес Хэл все так же на латыни.
Его голос прозвучал как голос какого-нибудь несчастного, стоящего у подножия виселицы, в нем слышалась настоящая агония. Хэла разрывали чувства, о которых он прежде и не подозревал. Ему хотелось защищать и баловать эту женщину, навсегда заполучить ее для себя, любить и боготворить ее. Ему вспомнились все рыцарские истории, которые он читал прежде, хотя и не понимал по-настоящему, пока не взглянул на это чудо; благородные слова рвались с языка, но Хэл мог лишь стоять и смотреть.
Потом его отвлек другой тихий звук, раздавшийся за его спиной. Юноша резко обернулся, держа наготове саблю. Из-под шелковых простыней, что свисали с огромной кровати до самого пола, выбралась свиноподобная фигура. Зад и живот так обросли салом, что дрожали при каждом движении мужчины. Складки жира висели и на его шее, и под мягким подбородком.
– Сдавайся! –
