как он должен был держать голову перед тобой? Вот так? – Надя согнулась перед мужем, и он поморщился.
– Я н-не верю в существование так называемых возвышенных натур. Рядом с понятием «гений» обязательно существовало понятие «чернь». – Леонид Иванович напал на удачную мысль, вскочил и с довольным видом стал расхаживать по ковру. – Я потомок черни, бедноты. У меня наследственная неприязнь ко всем этим… незаменимым…
Он остановился перед Надей. Она молчала – не могла найти нужных слов, хотя, как и всегда, чувствовала, что он не совсем прав.
– Вот что… – заговорила она наконец. – Вот ты говоришь, что ты потомок черни. Чернь – это не обязательно беднота. Наоборот, бедняк много думает, размышляет над своей судьбой. И даже над человеческими судьбами. И между прочим, – тут Надя улыбнулась, – в процессе этих размышлений именно бедняки иногда приходили к гениальным открытиям! Чернь – это что-то другое – не кажется тебе?
Леонид Иванович ничего не сказал на это.
– Это действительно что-то черное, – задумчиво продолжала Надя. – И страшное. Самое плохое. Оно стремится захватить побольше и все время кривит душой. А когда захватит – сразу разжиреет, и все равно у него будет морда, а не лицо…
Леонид Иванович остро посмотрел на нее, сел и обхватил голову желтыми пальцами.
– А то, что ты назвал «возвышенной натурой», а я говорю «простой честный человек» – лиши его всего, сделай его нищим – он все равно светит людям. Нашел, где искать самомнение! У Лопаткина, который сам ничего не имеет, а думает о том, как помочь дочке твоего слесаря Сьянова? Ах! воскликнула вдруг Надя и, закрыв лицо руками, стала качаться из стороны в сторону. – Ах, господи, что я наделала!
– Что это? Надя! – Леонид Иванович еще заметнее встревожился.
– Ты знаешь, ведь я с ним целый год не здоровалась! Один раз мы сошлись на узкой дорожке – и я голову в сторону отвернула! И он понял, пожалел, пожалел меня! Он тоже сделал вид, что не заметил меня или не узнал!
Леонид Иванович неуверенно засмеялся, положил руку Наде на плечо.
– Вы проявили невоспитанность. Но при чем здесь я?
– Ты совершенно ни при чем? – тихо спросила Надя, и Леонид Иванович опять развел руками.
– Хоть бы не оправдывался, – опять заговорила Надя, взглянув на мужа. Я теперь не знаю, как с ним встречаться. Господи – ватмана лист поскупился дать! Не поскупился, а хуже – поленился пальцем пошевелить! Бумаги клок человеку не дал!
– Милая, это судьба индивидуалиста. Если бы он был в коллективе – ему дали бы ватман. Кто же с ним, с кустарем-одиночкой, считаться будет?..
– Значит, ты прав? – прервала его Надя. – Никто не будет считаться? Совершенно никто? На чем же он чертит?
И Леонид Иванович пожал плечами, ничего не сказав.
– Что я вижу… Во всем нашем разговоре… – сказала Надя тихо и вздохнула. – Есть у людей свойство – думать чувствами. Вот я не знаю человека, не имею перед собой
