я дам тебе такой шанс, – пообещала тетя Оля. – Так вот, я родилась и росла прелестным ребенком, ничем не выделяясь среди прочих прелестных детей моего возраста. У меня даже глаза, изволите видеть, не янтарные, а голубые. И волосы не рыжие, не соломенные, а такие, как есть. Но в двенадцать лет я сделалась выше и тяжелее всех ровесников, всех педагогов, всех взрослых, кто меня окружал, и, к ужасу мамы и педиатров, продолжала расти. Поскольку в ту пору эхайнский генотип широкой медицинской общественности был недоступен, было принято решение считать мой случай неким отклонением от нормы, на общем состоянии моего здоровья пагубно не отражающимся. Тем более что в остальном я действительно была совершенно нормальна.
– Только, наверное, мальчиками не интересовалась, – буркнул дядя Костя.
– А вот и не угадал! – захохотала тетя Оля. – Интересовалась! Это они меня обходили по синусоиде, потому что в свои четырнадцать-пятнадцать я была здоровущей дылдой, самой сильной в колледже, и выглядела на все двадцать! Поэтому первым моим мальчиком был тренер по фенестре, а тренером по фенестре у нас в колледже, чтоб вы знали, трудился Богумил Аккерман из «Реала».
Дядя Костя пожал плечами и бросил на меня короткий красноречивый взгляд: дескать, я тебя предупреждал, у этой дамы есть прошлое, и не просто прошлое, а весьма и весьма бурное, и началось оно задолго до твоего рождения.
– Мне это имя ничего не говорит, – сказал он.
– А мне говорит, – подал я голос, и все посмотрели на меня с уважением, а тетя Оля – можно сказать, с обожанием. Вернее, мне хотелось бы, чтобы это было так.
– Два восемнадцать, – пояснила она. – Рядом с ним я выглядела естественно – по крайней мере, издали. А потом…
– Потом ты его переросла, – хмыкнул дядя Костя.
– Угу, – отозвалась великанша с наигранной удрученностью во взгляде. – Уж как он меня уговаривал посвятить свою жизнь спорту, уж какие сулил дары небес… Но я была равнодушна к публичным выступлениям и решила стать астронавтом. И стала.
– Наверное, нелегко было подобрать скафандр, – осторожно ввернул я.
– Были сложности, – согласилась тетя Оля. – Но чепуховые. В Корпусе Астронавтов крупные экземпляры – не редкость.
– Например, Йенс Роксен, – сказал дядя Костя, ухмыляясь, что твой Чеширский кот.
– А-а, дело прошлое, – отмахнулась она. – Рядом с ним я, по крайней мере, смотрелась естественно.
– Не помнишь, в каком году мы познакомились?
– В тридцать четвертом. Нет, кажется, позже…
– А когда ты узнала, что ты эхайн-полукровка?
– Так ты сам же мне и сказал! И было это… м-м… пять лет назад.
– Четыре, а не пять, – поправил дядя Костя. – Со мной связался один, скажем так, человек и сообщил следующее: Департамент оборонных проектов считает своим долгом поставить меня в известность о том, что среди моих знакомых есть по меньшей мере один эхайн, а если быть точнее,
