завтра утром… может, сегодня вечером…
– Через год и одну неделю! – проворчал Райли. – А там пусть кто угодно объезжает.
– У тебя для этого были не только год и неделя, – обрезал его Джим.
Райли что-то пробурчал про себя.
– Я забираю ее с собой, – объявил Том.
– А это еще зачем? – ничего не понимая, спросил Райли.
– Бери, бери! – поддержал парня Капра. – Мне все равно. Но к завтрашнему утру возвращайся верхом.
И Том под любопытным полунасмешливым взглядом мальчишки увел лошадь с собой. Мальчишка, одетый как и его спутник, был такой же смуглый, но в его осанке чувствовалось какое-то скрытое достоинство и благородство. Брат проводил Тома до дому. Ему очень хотелось знать, почему Том собирается заняться кобылой подальше от посторонних глаз.
Но тот не смог сразу ответить на этот простой вопрос. Подумав, пояснил:
– Представь, у тебя очень важный и трудный разговор с… незнакомым человеком. Конечно, хотелось бы поговорить с ним наедине…
– Но ты же не умеешь разговаривать с лошадьми! – рассмеялся брат.
– Не. Но надо попробовать, – заявил Том.
На этом разговор закончился. Парень повел лошадь прямо в лощину. Для этого были две причины. Во-первых, там никто не станет на него смотреть. А во-вторых, у реки было много вспаханной земли – когда придет время объезжать норовистую лошадь, падать на нее будет не так больно.
Он медленно прошелся с ней по долине, довольно часто останавливаясь по ее желанию. Кобыла подозрительно оглядывала и обнюхивала каждую тень от комьев вспаханной земли. Вдруг шарахнулась от вспорхнувшей оляпки. Пичужка юркнула в струи крошечного водопада. Вздрагивала при виде трепещущих под ветром, оборачивающихся серебряной изнанкой листьев тополей. Том дважды обошел долину, подводя лошадь к каждому такому предмету. На втором круге она стала держаться гораздо спокойнее, хотя оставалась страшно пугливой: прядала ушами при появлении на небе нового облачка, даже принимаясь щипать траву, тут же останавливалась, как только теряла из виду Тома. Словом, держалась скорее как тигрица, нежели как лошадь.
Он пробыл с ней два часа, ни на секунду не отходя далеко, часто разговаривая тихим, спокойным голосом. Всякий раз, когда лошадь пугливо озиралась, дергалась или по телу ее пробегала дрожь, у него находились успокаивающие слова. Потом, привязав ее к дереву, Том отправился домой обедать.
– У тебя же всего один день! – забушевал отец. – Зачем теряешь время? Можно бы в кои-то веки и не поесть.
– Бывает, что и не забывает, – поддела парня старшая сестра.
– Почему-то не забывает как раз тогда, когда пахнет сотней долларов! – продолжал возмущаться глава семейства. – Может, это единственный такой день в его жизни.
Том ничего не ответил. Было обидно, но он не умел защитить себя. Но даже молчание оборачивалось против него.
– Ишь, напустил на себя
