статуса Каспийского моря. Но контроль над доступом к этим месторождениям и поставками с них представляется имеющим огромное геополитическое значение как для Москвы, так и для Анкары и Вашингтона. Здесь я не буду более подробно описывать борьбу за трубопроводный маршрут, поскольку этот сюжет находится на периферии основных тем моей книги, а также потому, что ситуация вокруг него быстро меняется. Однако следует между прочим добавить, что самым главным препятствием для того, чтобы российские трубопроводы получили основную часть каспийской нефти, по состоянию на середину 1990-х годов были не беспорядки в Чечне и не геополитическое давление турок и американцев, а сугубо частное воровство руководства российской государственной трубопроводной монополии «Транснефть»[52], которой не стала бы доверять ни одна вменяемая нефтяная компания.
Существование Чечни посередине действующего трубопроводного маршрута от Баку до Черного моря было очевидным препятствием для российских расчетов. При Дудаеве этот трубопровод покрылся врезками, сделанными местным населением для кражи нефти, и уже в 1994 году российское правительство оценивало его ремонт в 55 млн долларов. Война, разумеется, привела его в еще большую негодность.
Как будет показано в девятой главе, российский стратегический императив в этом регионе во многом остается тем же, что и во время войн с Шамилем в XIX веке: иными словами, важна не Чечня сама по себе, а то обстоятельство, что она находится на пути, ведущем в гораздо более важные пункты. Однако, по моему мнению, этот фактор, хотя и является значимым, имел, возможно, второстепенное значение в принятии Россией решения об усилении давления на Дудаева и по большому счету не играл никакой роли в вопросе ввода войск в декабре 1994 года. Если отвлечься от иных обстоятельств, ФСК довольно точно предупредила, что в этом случае чеченские нападения на трубопровод так или иначе сделают его по большому счету нефункциональным. Наконец, Россия попросту могла построить (и по-прежнему может это сделать) другой трубопровод – вокруг Чечни, через Дагестан и Ставропольский край.
Катализатор для вторжения
Каковы бы ни были исходные причины, по которым ельцинская администрация желала привести Чечню в подчинение, важно не забывать, что катализатором для возобновившегося давления российского руководства на Дудаева была осуществленная чеченскими преступниками серия из четырех захватов автобусов на российском Северном Кавказе. Последние три таких инцидента, в мае, июне и июле 1994 года, произошли в Минеральных Водах, причем, что любопытно, все три – в четверг. Похитители требовали за освобождение заложников миллионы долларов.
В первых трех случаях преступники были либо захвачены на российской территории, либо бежали в Чечню, где их арестовали при помощи сил генерала Дудаева. В последнем случае похищения Дудаев отказался пустить в Чечню как похитителей, так и российские спецслужб�
Скорее всего, Ливен имеет в виду скандалы вокруг «Транснефти», начавшиеся после ухода в отставку в 1998 году Валерия Черняева, руководившего трубопроводной отраслью на протяжении двух десятилетий. На его место пришел выходец из «нижегородского клана» Дмитрий Савельев, ставленник тогдашнего премьер-министра РФ Сергея Кириенко, с чьей подачи генпрокуратура возбудила уголовное дело против бывших руководителей «Транснефти», которые, по версии следствия, присвоили 25 % акций компании, принадлежавших трудовому коллективу. Однако Савельев продержался во главе «Транснефти» всего несколько месяцев, став жертвой аппаратной борьбы с первым вице-премьером Николаем Аксененко, после чего гендиректором компании стал выходец из структур «ЛУКОЙЛа» Семен Вайншток, считавшийся человеком Романа Абрамовича.
