У него лицо такое… Приятное. И прикид клевый. Классный мальчик. Только ужасно нервный – все курит и курит и назад оглядывается, словно за ними кто-нибудь гонится. Но ведь не гнался же никто!
– А откуда ты знаешь? Лично у меня сразу возникло ощущение, что они что-то натворили.
– Пристукнули кого-нибудь!
– Может, и пристукнули, – без тени улыбки отозвалась Саша. Помолчав, добавила: – Вспомни, как Миша из-за ларька вынырнул. Типа он поджидал там машину. Не на свету стоял, заметь, а в темноте. Прикинь! У них все продумано. И нервничали они ненормально!
– Вот именно! И нас только для отвода глаз он в салон посадил. Если на них подозрение упадет, то алиби железное: всю ночь катали двух ненормальных, Хлебную улицу искали. И мы теперь, прикинь, свидетели!
– Это все ты со своим журналистским прибамбасом! Нужно было сразу домой! А ты: Хлебная, Хлебная?
– Значит, я одна виновата? А тебе кататься не нравится? Ну, не нравится?
– Я не об этом? Теперь они и адрес наш знают! А если они настоящие преступники? По-любому они захотят свидетелей убрать. Как тогда?
– Да ты что? Какие мы свидетели?! Что мы видели? Мы не видели ничего!
– Ага, ничего! А что там, за ларьком? Может, там труп валяется? Все, мы влипли!
На девчонок наползла паника. Поддавшись ее заразному беспокойству, они включили свет и переставили кровати подальше от дверей. Уснули под утро, и первое, что было поутру, – все те же вопросы, посвященные ночному приключению. Только теперь, при дневном свете, на событие хотелось смотреть по-другому.
– Ты знаешь, – мечтательно протянула Настя хриплым от сна голосом, – а мне Вадим понравился. Что-то в нем есть.
– Да, хорошо молчал, – съехидничала Саша.
– Нет, правда! Это нервное молчание… В нем что-то таится… Ой, Сашка! Смотри, сколько времени!
Настя вскочила и заметалась по комнате как ошпаренная.
– Опоздала! К репетиторше своей опоздала! Она меня убьет! Она меня морально изничтожит!
– Да ладно… Тебя послушать, так она – абсолютная вампирка. Ты все преувеличиваешь. Кстати, мне тоже нужно бежать. На рынок, а потом – к маме.
– Как она? Лучше?
Настя скакала на одной ноге, пытаясь впрыгнуть в комбинезон.
– Все так же.
В разговоре о матери Саша оставалась все такой же немногословной, как и раньше. Она очень неохотно обсуждала эту тему. Но регулярно, каждый день после обеда ходила навещать свою мать. Ей редко удавалось разговаривать с ней. Чаще мать спала, приняв снотворное. Саша чувствовала, а возможно, ей только казалось, что присутствие дочери напрягает Лику. Мать вела себя так, будто в доме посторонний человек, и мучительно искала темы для бесед. Саша и сама не знала, о чем говорить. Высказывать обиды больному человеку она не могла. Рассказывать же о себе, о своем детстве, о жизни можно только если между людьми возникает тепло. А без тепла получается сухо, скупо, схематично. Частенько во дворе материного
